их ГАЗ-69 в «голове» и «хвосте», несмотря на разбушевавшуюся небесную канцелярию пёр в сторону побережья Ладоги. Полноприводные авто таскало по колее, словно за рулём их не сидели сейчас, крепко сжимая задубевшими от напряжения пальцами баранки, настоящий асы своего дела, прошедшие Великую Отечественную.
– Ну, и поливает, товарищ капитан. Небось, грешил кто вечером, – шутливо заметил ефрейтор Загорский. Он протёр ветошью запотевшее лобовое стекло и аккуратно убрал ткань под сиденье.
– Мда, – нехотя отозвался Белов, – уже из графика совсем выбиваемся.
Он поднёс к уху наручные часы с потёртым кожаным ремешком, которые неумолимо отсчитывали секунды, и чертыхнувшись спрятал их за манжетой рукава.
– Всё ж думаете, переправу в такой ураган наладят?
– Товарищ ефрейтор, – холодно начал он, – будет переправа сегодня или нет – не наша забота и уж тем более не ваша.
Он достал из смятой пачки папиросу и трижды чиркнув трофейной Zippo, подкурил. Сизое облачко смрадного дымка медленно поднялось к потолку кабины, он кашлянул и сплюнул с кончика языка прилипшую махорку.
– Мы должны были быть на месте уже в восемнадцать ноль-ноль, – продолжил он, бурча себе под нос и в сотый раз сверяясь с картой в планшетке, – а из-за «этого» лаптя всё псу под хвост.
Под «лаптем» понимался чуть выпивший гражданский водитель ЗИС-5 , который не далее, чем пару часов назад не справился с управлением на узкой грунтовой дороге, съехав передними колёсами в обочину и практически наглухо перекрыв единственную транспортную магистраль (если можно было так назвать здешнюю козью тропку), полностью перекрыв на ней движение в обе стороны. Они провозились с ним почти полтора часа, за которые ночь уже полноправно взялась за округу: ни луны, ни звёзд – одни сплошные деревья-крючья и две продавленные в грунте размытые полосы, выхватываемые мутно-жёлтыми фарами.
– Ничего, товарищ капитан, – весело отозвался Загорский. – Что ж там нелюди какие? Неужто не поймут.
– Вашими бы устами, ефрейтор… Вашими бы устами.
Загорский поправил выбившийся из-под пилотки клок русых волос, и, скинув с себя маску балагура, вдавил педаль акселератора в пол при въезде на небольшую возвышенность, двигатель взревел на пониженной передаче и машина послушна перекатилась через препятствие, выбрасывая из-под колёс комья глинозёма.
– А мне вот, товарищ капитан, за всю жизнь окромя как на вёслах по воде ходить не приходилось. А так хочется по Волге, да с ветерком на моторочке! Берегов не видать, синь кругом, куда глаз достанет. – завёл по-новой водитель, но тут же чертыхаясь, крутанул что было сил баранку. – Ах, мать-перемать! Держись, капитан! Крепче!
Заскрипели тормоза, задок машины вильнул, но Загорский чудом выправил положение и остановил газик в каких-то сантиметрах от поваленного поперёк дороги дерева. Он принялся ожесточённо давить на клаксон, чтобы едущие позади не разделили его участи.
Белов первым выпрыгнул из салона и нахлобучив на голову капюшон плащ-палатки, осторожно ступая по липкой грязной жиже, подошёл к основанию дерева.
– Вот, етиху-мать! – раздался за его спиной разъярённый, почти срывающийся на визг, голос Загорского. – Чуть пузом не поймали! Ну, как там?
Он попытался что-то разглядеть в темноте, густо замешанной с проливным дождём, но массивная спина Белова загораживала свет фар. Тот только что разогнулся и еле слышно проговорил в его сторону:
– Спилено. Вон, совсем свеж… – но договорить не успел. Автоматная очередь по диагонали прорезала его грудь и он на секунду застыл с таким по-детски невинным выражением лица, словно малец, которому старший брат, исключительно в развлекательно-гнусных целях поведал, что Дедушка Мороз – это всего-навсего переодетый сосед дядя Миша из двенадцатой квартиры.
– Виктор Саныч?– воззвал шофёр. – Капитан, ты как? – но тот был убит уже первой пулей, и бездыханно упав сначала на колени, рухнул навзничь на землю.
Загорского что-то больно ударило в бок, но почти не обращая внимания на это, он упал в грязь и перекатился в сторону автомобиля – своего последнего Настоящего Друга.
За бугром раздался оглушительный взрыв, осветивший красно-оранжевым заревом верхушки деревьев, загоготали автоматные дула, деловито и отрывисто.
Он оторвал от ноющего живота ладонь – дело дрянь! Кровищи-то сколько!
Звон разбитого стекла, крики пацанов.
В его голове крутилась только одна фраза: «Ну, как же так?! Мы же здесь! Дома!»
Через минуту всё стихло. Он до сих пор не видел никого из стрелявших. Кто они? Чего им нужно?
Два выстрела из пистолета: один, затем секунд через десять второй – суки, пацанов добивают. Наверняка! Сейчас бы гранатку. Я уж им показал бы, где раки зимуют!
– Эй, зёма! – раздалось откуда-то справа. – Не простудишься на холодной земельке-то?
Голоса загоготали, словно вороньё. Они уже не боялись выдать себя.
– А ты поди, проверь, – огрызнулся ефрейтор. В бардачке, туго перетянутый