дворе нашего бункера стоят три ржавых грузовичка, и в кузове каждого находятся люди. Много раненых, которые сидят, ухватившись за борта. Некоторые, обвязанные кровавыми бинтами лежат на самодельных носилках. Вижу нескольких женщин, укутанных в черные платки, рядом с ними дети. Грузовики выехали из ворот, но сразу повернули направо, хотя дорога, идущая прямо, была гораздо лучше. Было это вчера утром. А вот еще одно. Капитан говорил, что если бы не пробитое колесо на его джипе, то он уже был бы на базе, а теперь придется ждать, когда его починят. На это уйдет ещё дня два, хотя он и не уверен. Ещё он боится тех, кто должен скоро здесь объявиться. Я напряг и без того болевшие мозги и старался сообразить, о ком шла речь. Да, вспомнил. Это майор Том Роджерс и рота афганцев, которые прорвались сюда из Кандагара. Верно, Дюваль говорил, что техники у них не осталось, идут пешком, так что есть шанс, что джип починят и он сможет уехать, до их прихода. Потому что, на такую ораву ни воды, ни пищи здесь нет. Этого Роджерса, английского офицера, я встречал еще год назад. Тогда он был полон энтузиазма и верил в победу. Интересно, во что он верит сейчас. Надо же, какая ирония, я вспомнил человека которого видел раз в жизни, тем летом, а что делал у перевала Мунджи, шесть дней назад, не в состоянии. Впрочем, я уже чувствовал, что память начала медленно возвращаться и скоро, очень скоро я всё вспомню. Из такого медитативного состояния меня вывел громкий и неприятный голос Дюваля.
– Очень жарко сегодня – произнес Луи, вытерев грязным рукавом пот со лба.
– Да, сегодня особенно – ответил я, открыв глаза.
Странно, капитан не принимал участия в боях, а одежда на нем совершенно грязная, как будто он в ней валялся в дорожной пыли. Кроме меня в бункере, единственным офицером был этот француз. Он относился к тем военным, которых я называл: мирные вояки. Есть такая категория офицеров, для которых устав, субординация и казарменная жизнь в обществе других военных, как для карасика его родной маленький пруд. Он прекрасно знает за какой корягой прячется старая щука, что с ним могут сделать те несколько окуней, которых ещё не выловили деревенские мальчишки и где можно наесться до отвала каких-нибудь насекомых. Мирные вояки потихоньку растут по карьерной лестнице, не лезут на рожон и не прощают обид. Но стоит такого карасика пересадить в бушующее волнами озеро или бескрайнее водохранилище, как его счастливая жизнь превращается в ад. Таким озером для мирных вояк, была война. И даже если им удавалось найти место подальше от театра боевых действий это не спасало их от внутреннего слома. Дювалю было не многим больше сорока. Грубоватый, не большого ума человек, он изо всех сил цеплялся за понятные ему правила мирной армейской жизни. Однако, реальность жестоко била его изо дня в день. Об этом говорили сильно поредевшие волосы на голове, седые виски и две недавно появившиеся глубокие морщины на его покатом лбу. С капитаном прибыли пятеро солдат. Два немца, итальянец и два мексиканца. Они немного знали английский, ровно на том