участках начала пощипывать.
– Я принесла тебе полотенце… Ой, ты чего?
– Я… Мне плохо…
– Тихо. Успокаивайся. Вот, возьми полотенце, надевай пижаму и вылезай.
Я взяла полотенце из рук подруги и аккуратно вытерлась, боясь задеть саднящие места на коже.
Мы не торопясь прошли в дом и устроились в небольшой котельной. Настя протянула мне мои же сигареты, я взяла одну из пачки, чиркнула спичкой и начала курить.
– Лор, ты как вообще? Как себя чувствуешь?
– Насть, я не ела ничего весь день. Папа запил. Дома не было ни крошки. В общем… Так вышло, что не писала я на него заявление.
– Подожди. Но я не понимаю, как связано заявление и отсутствие еды в твоем доме?
Я набрала в легкие побольше воздуха и пустилась в объяснения:
– Такое дело, Мурка сегодня приезжал. Денег обещал за то, что я молчать буду и к ментам не пойду его сдавать. Вот я взяла их и не пошла.
– Боже мой. А мамаше звонить не пробовала?
– Насть, ты смеешься надо мной? – я еле держалась, чтобы не заплакать, но мой голос предательски дрожал.
– Ну чего ты? Я же предлагаю тебе найти какое-то решение.
Мама. Это женщина, которая родила меня в холодную осеннюю ночь. Эта ночь была словно олицетворение моей мамаши. Она всегда была слишком холодна ко мне, кроме последних дней жизни со мной под одной крышей. На то короткое время она смогла показать настоящую материнскую любовь, а потом бросила меня. Просто оставила меня тут. Да, у меня есть папа, дедушка и бабушка. Но и на своих родителей ей плевать, мол, у нее своя жизнь, а у них своя.
«Вы тогда аборт мне сделать дали? Не дали! В город со мной уехали? Нет, не уехали! И меня не пустили! Хотели жить в колхозе в нищете?! Вот и живите. У вас есть ваша драгоценная Лорочка! Вот и якшайтесь с ней, а от меня отвалите! Сделайте вид, что меня не существует!» – таковы были последние слова мамаши, которые услышала моя бабушка в трубке казенного телефона на нашей сельской почте.
Я помню, что бабушка потом лежала в больнице. У нее резко подскочило давление, ей было плохо, и тогда ее забрали на скорой помощи.
Как назло, я запомнила ее хорошей и представить себе не могла, что материнскую любовь можно симулировать. Оказывается, что очень даже можно.
– Лор, ты чего?
Я оторвалась от размышлений и ответила:
– Знаешь, я устала плакать. Сегодня лежала на кровати с плюшевым зайцем и плакала. Говорила ему все и плакала. А он просто игрушка. Мне некому рассказать. Ни папе, ни маме, ни бабушке с дедушкой. Я вот еле сижу и не знаю, что вообще мне теперь делать и как жить.
– Плачь. При мне можно. Тебе можно все.
И тут я не выдержала. Говорила и вытирала новые слезы. Мое лицо спустя несколько минут стало красным и распухшим от них. А Настя просто обнимала меня и молчала. Но это определенно лучшее, что произошло со мной за последние сутки.
Я потеряла счет времени и остановилась только тогда, когда поняла, что вся Настина футболка была мокрой от моих слез.
– Ладно, ты извини меня за это.
– Ты