воздушными и больше подошли бы молодой женщине. Она считала себя обольстительной, и если она принималась кокетничать, мне становилось стыдно, будто я имела к этому какое-нибудь отношение.
– Мы были в опере, – вставила матушка.
– Опера тоже никуда не годится, – категорично заявила графиня, – она подходит только почитателям Вагнера.
Матушка робела перед Бутурлиной: наша семья хоть и была богаче, купеческое сословие всё равно не дотягивало до знати. Отца это злило и он был прав в своём раздражении. Образ выбившегося в люди купчины, тяготеющего к безвкусной и пышной роскоши, толстые купчихи в шубах, обжорство и необразованность – всё это давно ушло в прошлое. В наше время предприниматели в третьем, четвёртом, пятом поколении были очень грамотными людьми, часто более просвещёнными, чем знать. Купцы стремились дать своим сыновьям хорошее образование, чтобы те смогли продолжить их дело, чтобы заводили полезные связи, а графские и княжеские дети только мотались по салонами и пили шампанское. На моё образование отец тоже не скупился, я была одним из его вложений, возможностью укрепить дело, породнившись со знатной фамилией, или с богатой семьёй для объединения капиталов.
Хотя не могу утверждать, будто чувствовала себя подневольной девицей, томящейся в высоком тереме в ожидании воли сурового батюшки, – о моём благополучии он тоже пёкся. Папа ведь собирался отдать меня в хорошую, богатую семью, и за кого-попало не выдал бы. Что до любви… Теперь я уже не была так уверена, что к ней нужно стремиться. Что, если бы я вышла за Николая? Мы могли сбежать и пожениться: найти священника, который согласился бы обвенчать нас без благословения родителей за небольшую мзду не такая уж проблема. А после отцу не оставалось бы ничего другого, кроме как принять нас, устроить Николая к себе. Я могла родить детей… Какое счастье, что до этого не дошло!
– Не могу поверить, что так много русских уезжают в Берлин, – продолжала графиня. – Как можно променять Петербург на Берлин? Да, все эти волнения неприятны, но в Петербурге ведь относительно спокойно.
– Теперь многие едут и в Париж, – заметил отец Алексий.
Он сокрушённо покачал головой.
– Это как пожар и искры его летят во все стороны: в Германии тоже поднимается волна, но там умеют обращаться с революционерами, кайзер не даёт им спуску.
– Боже мой, опять о политике! – воскликнула мама. – Давайте, наконец, оставим тему.
– Вы-то можете оставить тему, – с неприятной усмешкой сказал доктор, – а вот политика Вас никогда не оставит. В наше время нужно быть человеком думающим и знающим, и глядеть в оба! Знать, с кем водить дружбу. Вот, скажем, принимаете Вы у себя приятеля, бывает он у Вас, обедает там, то да сё, а потом оказывается, что элемент-то ненадёжный! И что прикажете с Вами делать? Ведь получается, что и Вы причастны.
– Да к чему причастны? – изумилась матушка.
– Да к чему