ватага таких мальчишек и девочек с хутора Архипова. Отряд получился внушительный – перекрыли всю трассу. Осталось пройти ещё столько же, и мы будем у заветной цели – в центре посёлка Кутаис.
Так я включился в новую жизнь. В другую, совсем не такую, но не менее интересную. Хотя в этой новой жизни были свои интересы, но та жизнь на природе, на вольных просторах, не оставляла меня в покое. Всё думал: а как там Гришка? Теперь ему самому приходится всё время бегать и смотреть за скотом. Коз стали пасти по очереди сами хозяева. А пасут в основном женщины, разве они будут так бегать? А мне каждый день приходится ходить в школу, и никто теперь не подкармливает молоком и чуреками. Что мать сможет придумать из еды, тем и обходимся. В крайнем случае: воды закипятил, посолил, вот уже и похлёбка. А если добавить лебеды или крапивы, то это уже суп. Труднее придумать замену хлебу. Мы мололи жёлуди на муку, а потом отваривали и пекли чуреки. Они сильно горчили, но мы всё равно ели. А что делать, если есть хочется? Потом узнали про растение с жёлтыми крупными луковицами. Нароешь, отваришь, потолчёшь, и из этого месива печёшь лепёшки. На вкус они никакие, и больше одного чурека не съешь – начинает тошнить. Воду закипятил, посолил, вот и похлёбка. А где брать соль? Долгое время это была проблема. А потом, где-то в районе Апшеронска открыли старую довоенную скважину. Нефти не было, но пошла солёная вода. Многие потянулись туда варить соль. За время войны мать дважды ходила туда и варила соль. Поэтому солью мы были обеспечены.
И вдруг! Наше правительство начало выдавать продуктовые карточки! Первыми пришли карточки на хлеб. Какая благодать! Зажили мы! Хлеб для нас стал основной едой. Вот, воистину, «хлеб стал голова всему». У нас на 6 человек выдавали целую буханку!
Получать в магазине эту драгоценность должен был я. И вот, однажды, получив буханку, я отправился домой. Идти надо было около десяти километров. И так я захотел есть, так заныло в желудке, что не выдержал – отщипнул кусочек. Так хорошо стало. Запах, вкус хлеба – всё слилось воедино. Я и не заметил, как рука снова и снова тянулась к буханке. Очнулся только тогда, когда она уменьшилась примерно на одну шестую часть… Я расстроился: что же маме скажу? Но потом придумал. Будем считать, что я съел свою долю. А сам похлебаю суп и без хлеба.
Когда я пришёл домой, мать как раз готовила. Боком-боком, я прокрался мимо, и поставил хлеб к стенке обгрызенной стороной. Авось, мать не сразу заметит, а потом можно и на мышей свалить. Но она тут же заметила. «А это что?» – спросила она, показывая на обгрызенное место. Я растерялся, замялся, потом, не придумав ничего, потупив голову, сказал: «Это я съел. Я съел свою долю». «Да вижу. Свою долю, свою долю. А как же ты будешь суп есть без хлеба?» «Ну… да. Без хлеба. Я своё съел уже»… «Свою долю, свою долю, – ворчала мать, протирая стол, – твоя доля только начинается, так что – набирайся терпения и ума».
Вечером,