конец вагона!
– Прорыв? Какой еще прорыв? – ахнула полненькая старушка, всплеснув руками.
Э, нет, господа, уговаривать я не буду. Я последние несколько минут вообще сильно недолюбливаю старушек! Я метнулась к следующей двери.
– Дорогая, что хотела та девушка? – донесся из купе громкий, как обычно у глухих, голос старика.
– Говорит, какой-то прорыв! – проорала в ответ его супруга.
Я рванула следующую дверь. Даже сдвоенное купе было тесновато для южного семейства. На одном диванчике, плотно обжав пышные юбки по ногам, втиснулись четверо дочерей, на другом чуть вольготнее расположились отец семейства с женой и старшей барышней с малышом на руках.
– Что вам угодно? – высокомерно воззрился на меня отец семейства.
Мой взгляд заметался между ними. Дети. Расчет шансов. Старшая, восемнадцатилетняя: сама бежать может, ребенка донести тоже может. Но это не максимальный шанс.
Как морковку из грядки я выдернула с диванчика вторую сестру, лет пятнадцати. Ее юбка раскрылась, как зонт, заняв половину купе. Такие юбки надо запретить законом!
Сунула ошеломленной девчонке за корсаж сорванный с убийцы амулет, а в руки – младшего брата.
– Обнимай сестру за шею, крепко!
Оба достаточно мелкие, поля амулета хватит. Восемнадцатилетняя добежит сама, еще две сестры – как повезет.
– Прорыв. Бегом в тот конец вагона! – и вытолкнула обоих в коридор.
– Малыш! Куда вы… – заверещала старшая барышня.
– Что… Амарилла, стой! – заорал папаша, но я уже выскочила наружу.
Да где эти треклятые вояки! Я подбодрила замешкавшуюся девчонку пинком и дернула дверь в следующее купе… Раскрасневшиеся, веселые, с бокалами вина на меня воззрились парочка северян в офицерских мундирах, степняк – кавалерийский ротмистр, и целительница.
– Прорыв, пьянь драная! – рявкнула я. – Или думали, у вас в ушах звенит?
Командор-северянин, как раз поднесший бокал ко рту, подавился. Радостная, от уха до уха, улыбка будто отвалилась с лица степняка. Все четверо вскочили. Целительница с размаху шарахнула кулаком в стену.
– Прорыыыыв! – пронзительный, как крик птицы кумсун[2], вопль степняка перекрыл даже гул Междумирья.
У меня за спиной по коридору проскочила толстушка-южанка с младшей дочерью на руках, за юбку ее держалась девочка постарше.
– Анита, вернись немедленно, что за глупости! – вопил из купе папаша. Южные мужчины – во всей красе.
Я успела только шарахнуться к противоположной стене – двери купе принялись распахиваться, и оттуда, как горошины из стручка, сыпанули военные. Иногда я их обожаю – когда они быстро соображают. Северянину хватило одного взгляда на затянутую непроницаемой тьмой дверь моего бывшего купе.
– Пшшш! Пшшш! – налепленные артефакты сгорали один за другим.
Из оставшихся у меня за спиной купе синхронно высунулись по две головы. Из одного темноволосые и курчавые – южный папаша удерживал старшую