они жили по соседству, дружили, и теперь, вступая во взрослую жизнь, твердо решили стать кровными братьями, чтобы и дальше пойти по жизни вместе. Они знали, что древний магический ритуал объединит их души, они будут ближе друг другу кровных родственников. Кровь, пролитая этой ночью, свяжет навечно четыре сердца, обида и боль каждого будут общей обидой и болью, а радость и удача тоже будут делиться на четверых.
Багровый серп луны появился на небе довольно поздно и теперь задумчиво смотрел на уснувшую землю. Прорезав захваченными с собой лопатами узкую полосу в толстом слое дерна, мальчики поднатужились и все вместе приподняли ее над землей. Полосу пришлось вырезать дугой, чтобы можно было сделать из нее высокую, выше их голов, арку. Концы же ее нельзя было отрывать от земли. И в этом был глубокий смысл: травяная арка, подпертая копьями, символизировала лоно матери Земли. Пройдя через него, участники ритуала как бы рождались заново. Юноши хорошо знали, как следует проводить этот древний ритуал, и молча подошли к центральному копью, поддерживающему травяное лоно. Они сделали надрезы на правых руках, и когда ладони обагрились кровью, сложили их вместе, так чтобы кровь смешалась. Еще взяли чуть-чуть земли, чтобы она стала залогом страшной клятвы, и, подняв руки, сложили их вместе над головами и сомкнули на древке копья.
– Клянемся, что мы с этой минуты побратимы, – произнесли они дрожащими от волнения голосами. – Клянемся быть верными друг другу вечно!
Высокие горы, прекрасный фьорд и глубокое темное небо – все было так величественно, грандиозно. Их слова пронеслись над неподвижной водой фьорда и улетели к далеким горам. Казалось, даже звезды одновременно мигнули в этот момент, как свидетели великого таинства, и волны фьорда прошумели им в ответ. Юноши одновременно ступили вперед и прошли под травяной аркой матери Земли. Легкий ветерок освежил их разгоряченные лица, а все живое на мгновение замерло в восхищении от торжественности этого события. Побратимы обнялись и долго еще так стояли ― их сердца бились вместе, их руки были сомкнуты – отныне они стали единым могущественным существом.
Грюнхильда
С утра погода стояла хмурая, по мрачному небу, покрытому темными тучами, как будто стремясь обогнать друг друга, мчались отдельные серовато-желтые облака. Один раз сквозь них было прорвался солнечный луч, скользнул по воде и скрылся опять. Во второй половине дня небо очистилось. Одинокие скалы, выглядывающие из-за горизонта, постепенно превратились в высокий светло-коричневый берег.
Корабль со скрипом переваливался через пологие серые волны, а за кормой оставалась полоса пены из смеси морской воды и пузырьков воздуха. Когда и солнышко показалось в разрыве низких темных облаков, настроение у всех мореходов сразу же приподнялось, и длинные весла стали глубже и резче входить в холодную соленую воду.
– Веселей, братья, вон уже и памятный камень Оласа показался! – раздался задорный голос хевдинга[1] Ингмара Дагфинсона, и дружинники еще резче налегли на весла. И в самом деле, перед высоким носом драккара[2] в виде пучеглазой змеи развернулся вход во фьорд со скалистой стеной слева и пологим языком по правую руку. На зеленой весенней траве мыса уже отчетливо виднелся округлый высокий камень, стоящий на самом высоком месте холмистого берега. Все знали, что на этом камне высечена лента, покрытая вязью десятков рун. Уже прошли века, как неизвестный Олас поставил этот камень в честь своей жены Ингрид и написал на нем, что никогда не было и не будет лучшей хозяйки в доме, чем его избранница. На гребне косогора показалась ватага ребятишек в длинных белых рубахах с разноцветными вышивками. Завидев корабли, входящие в залив, мальчишки опрометью бросились в невидимое с этого места селение, которое располагалось в глубине фьорда.
– А вон и твой Ари, – крикнул вождь дружинников викингу, стоящему у руля, указывая на одного из бегущих мальчишек.
– Это точно он, – весело ответил кто-то из гребцов, – вырос-то как! Слышишь, Тордис? Может, он уже и братца заимел, пока ты шлялся?
Гребцы дружно засмеялись, и все обернулись, чтобы посмотреть на рулевого. Здоровенный детина, лет тридцати, постриженный «под горшок», так напряженно вглядывался в мальчишек, что даже забыл про свой руль – длинное весло, привязанное к борту.
– Ари… – тихо проговорил он и улыбнулся.
Корабль тем временем уклонился вправо, где из воды порой выныривали над волнами два острых камня, «рога дьявола», как их называли местные жители. Уже не одно судно опробовало на своих бортах их подлый подводный удар.
– Держи руль, Тордис! – вернул рулевого к действительности суровый окрик хевдинга, хотя и сам он улыбался. Да и как было не радоваться! После тяжелого двухлетнего похода в страну славян сын ярла[3] Дагфина из Олесунфьорда со своей дружиной и тремя верными друзьями благополучно возвращался домой. По такому случаю Ингмар надел новую рубаху из белого шелка, отделанную вдоль ворота и понизу широкой полосой нарядных узоров. Рубашка трепетала от порывов родного северного ветра на широкой груди белокурого викинга. Молодой хевдинг бросил взгляд