Антон. – Я вот буду запорожским казаком, как отец.
– Я хочу служить Богу! – торжественно ответил Гриша.
– Запорожские казаки тоже Богу служат, – снисходительно объяснил мальчишке Антон. – Они – рыцари, значит – и воины, и монахи. Защищают христианские земли от врагов Христовых – басурманов.
Гриша недоверчиво посмотрел на Антона и представил себе сельского священника, отца Иннокентия, у которого учился грамоте, на коне и с саблей в руках. Выходило неубедительно – взобраться на коня отцу Иннокентию помешала бы ряса.
– Что же, твои запорожцы в рясах воюют? – спросил Потемкин-младший у Головатого.
– Зачем же рясах? – удивился Антон. – У них свой наряд – воинский. А монахи они в душе.
Гриша удивленно посмотрел на отца. Тот с самым серьезным видом кивнул головой, чем дал понять своему отпрыску, что приезжий мальчишка говорит сущую правду.
– Ну тогда и я буду запорожцем! – решил Григорий.
Через несколько минут кошевой атаман Антон Головатый, он же – полковой писарь, записал в реестр нового запорожца – Грицько Нечесу. Причиной подобного прозвища стали озорные вихры на голове будущего фельдмаршала Григория Александровича Потемкина…
– Грицу моему либо быть в чести, либо – не сносить головы! – прокомментировал это событие Потемкин-старший.
Андрей Коваль с сыном задержались в Чижово. Конечно, в первый же день их пребывания в усадьбе Александр Васильевич составил письмо, в котором подтверждал воинские заслуги Андрея. Тут-то гостям и следовало отправиться восвояси, но письмо оказалось только поводом для встречи. Старые друзья каждый вечер глушили «горзалку»[1], опустошая запасы хлебосольной жены хозяина – Дарьи Васильевны, и вспоминали о славном, канувшем в прошлое, времени. На второй день такого пьянства и буйства Дарье Васильевне показалось, что гости никогда не покинут усадьбу. Кто же еще сможет поговорить с ее неугомонным мужем о Полтавской баталии или о том, как он преследовал гетмана Мазепу и короля Карла XII?!
Пил козак Андрей с присказками и прибаутками, чем несказанно веселил хозяев усадьбы. «Горзалку» он называл по-казацки «горилкой» или «оковытой» и обращался к ней словно к живому существу.
«Хто ты?» – «Оковита!» – «А з чого ти?» – «Iз жита» «Звiдкиля ти?» – «Iз неба!» – «А куди ти?» – «Куди треба!» – «А квиток у тебе є?» – «Ні, нема!» – «Так отут тобі й тюрма»… После чего опрокидывал чарку.
Однажды утром хозяйка услышала громоподобный бас гостя из светелки: «Вонзым копия в души своя!». Вошла в светелку и увидела, что старые друзья, только продрав глаза, уже чокаются. Тогда Дарья Васильевне пришлось усовестить мужа словами из «Поучения апостолов»: «Горе воcстающим заутра и питье гонящим».
– Так, чоловік же не скотина, більш ведра не вип`є! – вмешался Коваль, и собутыльники расхохотались.
По вечерам обильные возлияния сопровождались нескончаемыми воспоминаниями об удалой молодости.
– Помнишь, Андрей, – в сотый