как-нибудь, при случае!
И, дав газу, в искрах воздушного электричества, планирует вертикально вниз, на гигантский дуб, увешанный золотыми цепями и с алмазным пирсингом в центральной части ствола, прямо там, где криво вырезано кухонным ножом: «Няня была тут». Мы не успели долететь, как с цепей посыпался дождь из котов в очках виртуальной реальности, с электрогитарами в лапах и пышно взбитыми двадцатипроцентными сливками на усах.
– Вот порвите мне партитуру, – свирепо воет кот с новомодным маникюром-заточкой на передних лапах и микронаушником в ухе, – распущу на лапшу из китайского ресторана!
– За печенью лучше следи, – мимоходом бросает машина, приноравливаясь к кривизне ствола, – диета у тебя не способствует, столько жиров жрать!
И начинает активно драть кору всеми кошачьими лапками на своих четырёх колёсах.
– А что?! – огрызается она на изумлённую русалку, из чьей зубастой пасти, от раскачивания дуба, выпала чья-то нога в рваном лапте, – если лапки есть, то им тоже надо размяться!
У меня внутри салона болтанка, из-под кошачьих лапок, прямо через временно-пространственный дуршлаг, на передние сиденья летит качественная дубовая стружка; на землю, прямо котам на головы, валятся творчески исполненные табуретки с двумя ножками и отсутствием сидений. Через пелену отходов деревообрабатывающей промышленности всматриваюсь в убегающие зеркала и вижу, что кольцо котов-гитаристов сжимается, у некоторых в лапах разделочные ножи для голубого тунца и сковороды с кипящим маслом; многие смачно облизываются; и у всех взбитые сливки на усах превращаются в сливочный соус. И у каждого по фингалу вокруг левого глаза. На какой-то момент мне кажется, что настроение у котов не очень хорошее.
– Хватит развлекаться! – я поддаю коленом по колокольчику, растущему из педали сцепления, – газу! И стрелку мне!
«Далась тебе эта стрелка, – всплывает надпись на лобовом стекле, – да ещё зелёная. Делать больше нечего?».
– Ездить без неё не могу, – я лихорадочно жму на шестерёнки и пытаюсь отмахнуться от колокольчика, – мне направление надо, голос же постоянно врёт! Он тупой, у него же прямое с кривым – одно и тоже!
«Точно надо?», – лобовое стекло фактурно складывается в ухмылку, – «последний раз спрашиваю; потом не отвертишься, без шансов».
В этот момент, машине удаётся отодрать лапки от полупропиленного когтями дуба, и, уронив вниз последнюю, творчески исполненную табуретку на двух ножках, мы, сбивая в полёте жёлуди и листья, рвём вперёд. От удара жёлуди лопаются, из них с писком и чириканьем разбрызгиваются сказки, тут же запечатлеваясь на планирующих листьях. Вся эта пелена, подхваченная потоком воздуха, стелется за машиной, но застревает в цепях и котах. Коты, побросав ножи для тунца, ловят листья на сковороды и отжарив во фритюре, торопливо едят. После чего, с разлившимся по мордам вдохновением, разбегаются по цепям и начинают драть гитары когтями. Ударная волна музыки поддаёт нам под задний бампер.
– Газу! –