машина с каким-то тихим любителем подводной охоты виднелась метрах в трёхстах. Обычно они с компанией не останавливались здесь: девчонки хныкали, что на этих камнях только ноги ломать и вообще пляж плохой – ехали дальше, где пляж был лучше, где… фотосессия при особом таланте могла стать бесподобной.
Настя иногда соглашалась и на это место.
Море, несмотря на неприглядный берег, было чистым, и медуз почти не наблюдалось. Не то чтобы Игорь их боялся, но всё-таки когда приходится разгребать желеобразные тельца руками… Не особо это приятно.
Через пять минут Игорь уже опустил своё освобождённое от одежды тело на видавший виды пляжный коврик.
Над берегом стояла удивительная, наполненная мирным спокойствием, тишина. То есть не полная, абсолютная тишина… разве это слово совместимо вообще со словом «прибой»? Просто не было привычного для таких мест шума: визга детей, лая собак, хлопанья дверей автомобилей, бумканья модной музыки…
Пару раз Игорю слышались какие-то голоса… будто бы рядом, за грудой камней, но в следующий миг он понимал, что разговаривающие люди далеко от него, просто так расположился воздух, что легчайший порыв ветра донёс этот звук.
Вообще звуки словно дробились, распределяясь по слоям. Дальний слой составляли треск моторной лодки, гул пролетевшего самолёта, шум машин с шоссе. Это были звуки цивилизации, и очень хорошо, что они были в дальнем слое. Ближе звучали редкие человеческие голоса, крики каких-то птиц, шелест порванного кулька, зацепившегося за колючку, ну и совсем рядом – тонкий треск кузнечиков и плеск волн. Плеск волн вообще можно было вынести в отдельную категорию – ленивый, умиротворяющий, монотонный. Фон ко всем остальным звукам…
Как хорошо, что здесь и сейчас голос ветра и моря ничто не заглушало…
Вода была прохладной даже у берега. Игоря не волновало это обстоятельство, он не ставил цель обязательно искупаться. Но зачем он тогда ехал? Чтобы не отвечать себе на последний вопрос шаблонными книжными фразами, вроде «У моря я хотел поразмыслить о жизни», вчерашний именинник зашёл по колено, привыкая, думая о моржах или хотя бы приезжих, например сибиряках, которые преспокойно могли залезть в море и в октябре. Наконец, собравшись с духом, он плюхнулся в воду, выкрикнул сдавленное «ух ты!» и, работая энергично руками, поплыл. Согревшись в движении, Игорь подумал о закрытии сезона и попытался запомнить это ощущение бодрящей лазурной воды, тёплого, но не жаркого уже солнца, прозрачного воздуха, законсервировать всё это в памяти.
Во второй заход, после того как тело вдоволь погрелось на солнышке, он входил в воду быстрее, практически бухнулся. И, поняв, что никто его не видит, принялся бултыхаться, нырять, дурачиться, прыгать с камня… Игорь делал это, словно хотел наплаваться и наныряться за всех, кого нет с ним. Потом он понял, что это глупо. Но остановился не сразу, проскрёб животом дно, полежал минуточку на мелководье, потом выбрался на коврик, с фырканьем вытерся полотенцем, попрыгал то на одной, то на другой ноге, выливая воду