ит! Когда едешь по знойному Техасу, вокруг желтизна и серебристая белизна. Короче, ничего особенного. Затем подъезжаешь к мексиканской границе, и начинаются джунгли, все зеленеет. Проезжаешь по всяким городишкам, и раз – оранжевые стены, желтые, синие, красные, белые, опять желтые. И вот уже все цвета радуги хлынули на тебя со стен и домов. Так цвет входит в твою жизнь и воображение. Потом люди с обочин, продающие всякие безделушки или маски. Так сливаются цвета и кружатся маски.
У каждой мексиканской провинции свои маски. Где-то вам попадаются «конкистадоры», «негры-рабы» и «простой люд». Если вы у побережья – вот вам Конкистадор. Дальше от моря, в глубинке, где джунгли встречаются – маски Негра, а может, Индейца. Что же подвигнуло меня написать книгу о масках? Сами же маски. Да, именно они!
Предисловие
Рассказы, вошедшие в настоящее собрание, пронизаны интересом к психологии межличностных отношений. Еще за десятилетие до того, как Р. Д. Ленг опубликовал свои знаменитые труды по экзистенциональной психотерапии, Брэдбери исследовал, как человек на потребу окружающим – и так, и эдак – мастерит себе подложное лицо и как в результате возникает раздвоение личности. Как всегда, изыскания Брэдбери облечены в язык метафор под личиной масок, но, как ни странно, он зачастую обращается к женской психологии, ставя себя на место той, которая живет (если это слово здесь уместно) опустошенной унизительной жизнью. Как, например, в рассказе «Лик Натали», где главная героиня уродует свое лицо под ножом хирурга, дабы досадить своему равнодушному мужу, который давно бросил ее и канул в джунгли Южной Америки:
«Поцелует ли он тебя в шею как когда-то, и если да, расшевелится ли в ячейках и сотах твоего изможденного и выморочного естества последний скуластый муравей выцветшей любви? Где даже после его ухода годами неистово кишели термиты, выедая всю ее, вплоть до белой ломкой скорлупы, подчистую».
Эта поразительная муравьиная метафора отнюдь не дань декоративным фигурам речи. Напротив, Брэдбери использует динамизм образов и ритмичную пульсацию пространных фраз, дабы воссоздать атмосферу неуемного гнева, разъедающего живую материю любви и дать почувствовать, каково приходится тому, в ком все отмерло. Взять хотя бы рассказ «Этюд в бронзе»[1] и сопряженный с ним рассказ «Дротлдо» о белой женщине из среднего класса, у которой внезапно темнеет кожа и она становится уязвимой ко всем расистским унижениям, которым подвергаются цветные в послевоенной Америке. Этот рассказ и впрямь изучает молчаливое отчуждение женщины от собственного тела. В рассказе «Галлахер Великий» женщина превращается в одеревенелый манекен, чтобы справиться со своим провалом на балетном поприще. Не все рассказы посвящены женским умонастроениям и женской психике. В двух из них главные персонажи – мужчины, нисколько не испытывающие угрызений совести, пока они не попадаются на глаза стороннему наблюдателю. В рассказе «Их ничто не возмущало» одинокий мужчина развлекается в своей квартире эротическими фантазиями о податливых женщинах, пока его не разоблачает хозяин дома. Любопытным приемом в рассказе является то, что читатель не знает, но может заподозрить, что эти женщины – плод чьего-то воображения, чем создается неловкое ощущение соучастия с главным героем. В более длинном из этих двух рассказов анализируется, как некоторые люди заставляют нас испытывать чувство вины. Рассказ «В глазах созерцателя» кажется позаимствованным у Жан-Поль Сартра из его трактата «Бытие и Ничто», в котором в главе «Взгляд» выстраивается экзистенциальный феномен угрызений совести на примере сцены, где человека застают врасплох за подслушиванием под дверью и подглядыванием в замочную скважину. Точно такая же ситуация у Брэдбери.
Большинство рассказов не сулят счастливого конца, но в результате обретения цельности восстанавливается и самооценка героя. В рассказе «Бродяга в ночи» герой не догадывается о своих подсознательных желаниях, пока не реализует их во время сомнамбулических похождений. Полагаю, это и есть решение его проблем. Но один из выходов из психологической жесткости и тупика – это принятие «глупой» мудрости карнавала с факирами и провальными бурлескными артистами, которые еще не утратили способности переиначивать реальность. Восстановить хоть какую-то целостность и позволить подлинному «я» осуществиться в условиях социального отчуждения – вот, кажется, цель «Галлахера Великого» – единственного реального героя в этом сборнике Брэдбери.
Заглавный рассказ сборника демонстрирует прозу Брэдбери высшей пробы, восходящую к истокам его творческого пути в первые послевоенные годы, основанного на межличностных отношениях. «Маски» датированы 1946–1949 годами. Работа продвигалась мучительно медленно. Вне сомнения, однако, что автор считал жанр романа «престижным» и общепринятым делом, потому что в октябре 1949 года подал заявку на стипендию имени Гуггенхайма, правда, безуспешно. После получения отказа он работал над рукописью от случая к случаю до начала 1950 года, после чего окончательно забросил ее. Латтинг из «Масок» может считаться экзистенциальным героем, ищущим свое истинное «я»,