прежнего, вкусно и сытно, грибочки маринованные, хрустящие открыла, курочку пожарила и даже пирожков напекла. Зато вечером ненароком сказала, что к подруге с ночёвкой пойдёт, мол, так принято. А Павлу наказала ночью из хаты никуда не выходить, даже если услышит что-то подозрительное, например: шум, громкие крики, песни, хохот. Всё равно не выходить. Объяснила, что деревенские ночью свои ритуалы будут проводить, а чужакам это запрещено видеть. Затем пальцем погрозила для пущего убеждения и взглядом тревожным одарила. Что тоже, как и просьба прабабки, выглядело очень странно. Павел на то кивнул: а как иначе. К тому же он и не собирался ночью никуда выходить, да и спать на сытый желудок очень уж захотелось. Так и лёг на кровать, даже не слышал, как Божена ушла. А вот проснулся среди ночи от неясной тревоги. Сна – ни в одном глазу. Босой направился на кухню, чтобы воды попить. Тогда и услышал шум и возню за окном. Свет выключил, в окно посмотрел – никого. Выпил воды, а от неясной тревоги на душе кошки скребут. Посмотрел на время: три ночи.
В дверь постучали, а он от испуга чуть не подпрыгнул, воду расплескал из кружки. И разозлился: что за шутки?
Снова возня на улице, словно бегает вокруг хаты кто-то и пыхтит. Волк, лиса? Может, в курятник пробрались или в хлев? Вот беда будет!
С такими мыслями Павел быстро оделся, забыв про предупреждения Божены, и схватил топор, затем на крыльцо выбежал.
В небе полная луна вышла из облаков, высвечивая птичьи перья на снегу и кровь. Он крепче сжал топор и побежал к курятнику, а по пути услышал, жалобное мычанье коровы в хлеву. В крови вскипел адреналин. Павел рванул в хлев (дверь оказалась незапертая) и сразу щёлкнул выключателем. Свет вспыхнул лишь на мгновение, и сразу лампочка взорвалась, но он успел увидеть подле коровы большую чёрную собаку, и та, вцепившись в вымя, жадно сосала молоко.
Павел не мог поверить своим глазам. При виде собаки его сердце от ужаса замерло, пропустив удар. Заблеяли овцы – и наваждение спало. Собака оторвалась от вымени и грозно, предупреждающе зарычала.
– Вот грёбаная сука! – выругался сквозь зубы Павел.
Собака смотрела прямо на него – оттого жуть крепла. Павла аж озноб пробрал, но трусливо отступить или сбежать он не мог: характер не позволял.
Поэтому он занёс вверх руку с топором, намереваясь обороняться. Собака, если это действительно была собака, ибо размером она не уступала крупному волку, рыкнула, взмахнула хвостом и бросилась на него.
Павел заорал, глаза собаки злобно сверкнули красным. Над телом человека взял вверх инстинкт выживания, победив ступор и страх: когда собака прыгнула, обрушившись всей тяжестью на него, то Павел ударил. Лезвие прошло плашмя, лишь зацепив, но и этого хватило, чтобы собака заскулила и, отступив, исчезла в дверном проёме.
Павла колотило мелкой дрожью, адреналин спал, и оттого стало очень холодно. Он вышел из хлева, прикрыл дверь и только сейчас обнаружил, что навесной замок отсутствует, словно