сторону. На глазах у него были слёзы. – Ты зачем вернулся?! – крикнул он. – Грехи замаливать решил? Мы с мамой без тебя прекрасно жили! Зачем это всё? Машина эта? Зачем ты меня сюда привёз? На жалость давить? – после этих слов он вновь отвернулся и закрыл лицо руками.
Отец подождал, пока Лёня успокоится. Потом сказал:
– Ну вот ты и задал свои вопросы. Ты многого не знаешь. Что тебе рассказывала мама?
Лёня ничего не ответил.
– Она говорила про войну? Про Афганистан?
– И что война?! – Лёня повернулся. – Многие были на войне! Но потом вернулись домой! А ты? Чего ты там такого увидел, что тебе не захотелось возвращаться домой?
– Смерть, – ответил отец. Но… я не поэтому не мог вернуться…
– А почему?
– Видишь эти руки? – спросил отец, показав сыну свои крупные морщинистые ладони.
– Ну, – ответил Лёня.
– Когда-то этими руками я гладил сына. А потом этими же руками я убивал чьего-то отца, чьего-то сына… Мне сказали, что это правильно – убивать во имя мира. И я убивал. – Он посмотрел на свои руки так, словно смотрит в какое-то зеркало памяти. – Но однажды я со своим взводом отправился на зачистку горного аула после бомбового удара. Но штабные просчитались. И там оказалась засада. Духи расстреляли весь наш взвод. Мне одному удалось скрыться.
Я долго полз через скалы и случайно оказался в одном месте. Это было что-то типа храма. Я тогда так это понял. Но это не была мечеть. Это был вырезанный из скалы храм с колоннами, по сторонам от которых были расположены огромные статуи сидящих людей. Я тогда не знал, что это за статуи, каких богов они изображают. Но я тогда обессилевший встал перед ними на колени и опустил голову. Нет, я не молился. Мне просто больше не хотелось никуда бежать. Я тогда подумал: «Зачем и от кого я бегу?» На моих руках было столько крови, что логичнее казалось остановиться и принять заслуженное возмездие.
И я никуда дальше не пошёл. Я просто сел между колонн и стал ждать своей участи. Я сидел долго, несколько дней. Мне не хотелось ни есть, ни пить. Я просто сидел и смотрел на горизонт, смотрел как солнце медленно поднимается в зенит и потом клонится к закату. Но никто из духов так за мной и не пришёл.
Через несколько дней, которым я не вёл счёта, на горизонте я увидел приближающуюся броню. Танки подъехали ко мне почти вплотную. Я с места не двинулся. С головного танка спрыгнул полковник Кудашёв, и как заорёт на меня: «Майор! Ёб твою дивизию! Какого хуя ты тут сидишь?! Мы тут целую экспедицию организовали для поиска тебя! Меня выебали все генералы, которым было не лень!»
Я ничего не ответил. В общем, забрали меня. А потом – сделали крайним. Мол, это я безграмотно сориентировался в обстановке и положил весь взвод в том ауле.
Потом трибунал. А мне было на всё плевать. Я ничего не отвечал. Просто сидел и смотрел в одну точку. Получил десятку за измену Родине.
Потом Горбач вывел войска, про меня напрочь все забыли. А после путча меня реабилитировали. Но к тому времени я основательно съехал с катушек. И отправился на курорт, в психушку. Там то я в смирительной