Похвальное слово Бахусу, или Верстовые столбы бродячего живописца. Книга пятая
и хотел сказать. Вы помните её содержание?
– Откуда?! – удивился Хвáля.
– Оттуда! «Приехал ели кактус соус КВВК для чего Хваленскому голова он ей пьёт Борька Хваля Лавр». Так как головы есть не только у Хвали, давайте выпьем ими за Вовку, – предложил я и был дружно поддержан обществом.
Собственно, приняли, чтобы вернуть прежнюю беззаботность и настроение дня, который давно утонул в Наре, оставив лишь соглядатайшу – холодную Селену, которой было плевать с запредельной высоты на все людские радости, на все их страсти, горести и подлости.
Филя, выпив, навалился на жратву и так наворачивал картошку и лук под хлеб с салом, что я, удивлённый его нынешней прожорливостью, не выдержал – хихикнул:
– Куда в тебя лезет, Филя? Обручи не выдержат – лопнешь!
– Знаешь, Мишка, я всегда говорю своей Авроре, когда она начинает заботиться о талии: надо не меньше есть, а больше срать, – ответил грубиян в своей обычной простодушной манере. И ваще, туда вошло, а дальше как хочет.
– Филипп Филиппыч, как всегда, в своём амплуа, – напомнил Жека.
– А чо я такого сказал? Вечно вы меня, Евгени-Палыч, в чём-то нехорошем подозреваете! – обиделся Филя, но тут же рассмеялся, и чтобы подтвердить своё «амплуа», не пропел даже, а проревел частушку:
– Снежки пали, снежки пали, а потом растаяли! Девки шишку обглодали, одну кость оставили!
Штурман тоже захотел высказаться, но я показал ему кулак, и Рев, задумчиво поразглядывав его, вдруг расширил глаза и стукнул себя по лбу пустым стаканом.
– Совсем забыл, Миша! А ведь я побывал на твоём «Меридиане» в его нынешнем виде!
– Никак тебя в Клайпеду занесло?
– Ну да. Сдавали остаток груза, я и – того, решил прошвырнуться, а как увидел над рекой три мачты с реями, сразу про тебя и вспомнил. Подхожу, а на сходне плакат с аршинными буквами «Ресторанас „Меридианас“». Решил заодно пообедать, а за столом оказался с твоим бывшим капитаном.
– С Мининым поди?
– С Юрием Иванычем. У него шашлык, у меня шашлык. У него графинчик на сто пятьдесят, у меня графинчик на те же граммы. И нашивки у нас одного качества. Выпили по граммульке, жуём свинину, высказались по её поводу, ну и слово за слово – разговорились и объяснились в любви, хе-хе, к общему знакомому. К тебе, Миша, к тебе. Я доложил о рейсе на «Козероге», он рассказал о ваших походах, о тебе расспрашивал, но ведь я и сам ничего толком не знал после вашего отъезда вглубь материка.
– Писал бы письма, знал бы…
– Не упрекай меня без нужды, Миша. Служба!
– Н-да…
– А потом к нам подсел длинный такой литовец. Он при кабаке то ли боцманом числится, то ли механиком.
– Винцевич! – догадался я. – Виктор Ранкайтис. Был нашим стармехом.
– Вот-вот! Хорошо посидели. Я и адресок взял у Минина. Дать тебе?
– Есть у меня. Где сейчас Минин обретается?