хитрее, научились заманивать людей в колдовскую чащу сладкими речами, проникать в самое сердце и ударять по дорогому и сокровенному.
Василика тяжело задышала и рухнула в траву. Письмена на необъятном алатырь-камне все так же переливались золотом. За ним чернел Лес, но не тот, по которому ходили люди.
То было Навье царство, где пировали мертвые. Живой не мог ступить на их земли. Даже Всполох подрагивал, страшась иного мира.
Колдовская сила растекалась в крови Василики. Казалось, будто в ее сердце прорастают корнями деревья, а кожа зеленеет. Вот-вот и она станет лесавкой, начнет охотиться на людей и забудет батюшку, мачеху, сестер. И правильно.
– Родина ведьмы – Лес, семья ее – духи, кровь ее – зелень, – шептал алатырь-камень.
Голова кипела. Неведомые знаки обретали смысл, и вдруг Василика поняла, какие из них берегли кров, какие – отпугивали духов, какие – призывали на помощь кровь и когти, помогали залечивать раны, бороться с самой Смертью.
Все вдруг переменилось. Глядя на вьющиеся строки, Василика осознала, насколько мелочными были ее мечты, да и она сама. А Радогощь? Там все только и думали о том, чтобы набить животы, девки мечтали похвастать перед другими новым монистом или богатым женихом. Все бы ничего, да только в этих пустых хлопотах протекала вся жизнь.
Всего одно касание колдовской силы, и Василика стала иной. Ослабла радость от мысли о румяных пирогах, горячем сбитне, окороке, звенящих монистах, усерязях, кокошниках и дорогих нарядах.
– Идем домой, Василика, – сказал Всполох тверже обычного.
Она не стала спорить, медленно поплелась за духом. Глаза слипались от усталости. Спутанные мысли едва не доводили до безумия. Слишком много всего вылезало, скреблось, выло и разрывало тяжелую голову.
Хорошо, что Лес провожал их молча. А может, она просто не замечала нечисти? Чутье подсказывало: не будь рядом с ней провожатого, какая-нибудь лесавка непременно выскочила бы поперек тропы и попыталась заманить теплую душу в свое логово. Ослабленная ведьма – лакомый кусочек. Но дети Лешего и духи Нави до ужаса боялись огня, оттого не могли подойти близко.
Василика в полубреду добралась до знакомых ворот. Если бы не Всполох, она бы их не различила и приняла за камень. Огненный дух заставил ее доползти до спальни и рухнуть прямиком в постель. Ее душа закружилась и полетела далеко-далеко, позабыв земные печали. Пожалуй, это был самый крепкий и глубокий сон за последние три седмицы. Василика не просыпалась от кошмаров, не вскакивала посреди ночи с мыслью, что не закончила проклятое шитье, не сдирала костяную маску с чарующего незнакомца – она летала дико и свободно среди звездной тишины. Нарушали последнюю только слова:
«Родина ведьмы – Лес, семья ее – духи, кровь ее – зелень».
Сказанное накладывалось печатью на душу, и внутри как будто пробивались древесные корни со скрипом и плачем. Василика смотрела на это словно со стороны, холодно, отчужденно и не чувствуя боли. Впервые за долгое время ее не терзали