в которой так легко поддаться панике и закричать.
Слабо пахло лакированным деревом, сверху из-под досок просыпалась струйка сора. Конечности быстро затекли и начали болеть, но Арэйсу находилась в таком нервическом напряжении, что не позволяла себе ни шевелиться, ни даже вздохнуть полной грудью. Больше всего она опасалась чуткого носа гончих, хотя, вообще-то, их держали под замком в вольере.
Наконец сквозь пелену заржали отдохнувшие лошади и экипаж пришёл в движение. «Спасена», —подумала Арэйсу, полумёртвая от страха. Спустя ещё некоторое время крышка откинулась и резкий, яркий свет заставил её сощуриться. Оказалось, тело так задеревенело, что она едва могла пошевелить пальцами.
– Ну-ну. – Рывком поставив её на ноги, император пощупал смятое и растерянное лицо Арэйсу. – Ты большая молодец. Всё будет хорошо, не переживай.
А после этого минули одна за другой четыре безмятежных недели в его резиденции, где Арэйсу одевали, умывали, развлекали, а император по вечерам рассказывал, как якобы продвигаются переговоры с её отцом. А затем – однажды – наступили темнота и холод подземелья, зловещее мерцание магического круга, пустота. Келсий отвёл её туда ранним утром, велев лечь в центр рунических переплетений, и, хотя это мало напоминало спасение, Арэйсу не посмела ослушаться, потому что иначе – кому ещё она могла довериться? Впрочем, она тогда была очень наивной четырнадцатилетней девочкой и значение магического круга понимала весьма туманно. Всё происходящее походило на помутнение рассудка, а давящая, жуткая картина вокруг – на плод её собственного измученного воображения.
В последний момент Арэйсу испугалась мрачного безмолвия, столь резко сменившего яркость солнечного дня. Попыталась о чём-то попросить, сделать шаг к обещавшей защиту фигуре – и тогда на неё обрушилась мощь Дара. Он был похож на толщу горного ледника, грозящую раздавить её маленькое тело, на удушающую петлю, затянувшуюся вокруг горла. Ни одна мышца больше не подчинялась Арэйсу, несмотря на жестокую боль ритуала. Она охватила её целиком, от кончиков пальцев до затылка, и, рыдая, пока на её коже проступала вязь вечных чар, Арэйсу подумала, что это и есть её наказание. Так или иначе оно её настигло. А после… остальное было уже безразлично. Она приняла свою судьбу как данность. Да, было сложно после богатой изнеженной жизни привыкнуть к суровому обучению и непритязательному быту, но Арэйсу быстро рассталась с иллюзиями. Напоминание, что у неё больше нет прошлого, быстро отрезвляло. Кажется, именно в тот момент в ней что-то умерло.
Сон спутался, декорации сменились: тяжесть в ногах, жжение в лёгких, мучительная тошнота, поднимающаяся из желудка после нескольких ничтожных минут бега. Келсий отдал её на обучение одному мастеру, сочинив удобную легенду, которой Арэйсу приказано было придерживаться. Помимо неё в доме жили ещё несколько учеников, но ей всегда казалось, что по указанию Келсия к ней был индивидуальный и более строгий подход.
Тогда её действительно стошнило, и Арэйсу