>
– Что ты… наделал! – пронзительно воскликнул Кабанов и глаза его засверкали синим. Он воздел над собой руки и в них появилось такое копье, которое он еще и близко не создавал. – Сдохни, мразь! – перешёл на животной рёв Вадим и запустил оружие в глурка.
Бам!
Резкий взрыв, и меня оглушает, волной относит в сторону. Стук в ушах усиливается в десятки раз, сознание плывёт. Пытаюсь подняться, но падаю обратно.
Дерьмо… сейчас отключусь.
– Лисовский! – раздаётся чей-то голос, и я теряю сознание.
– Господин, а что делать с Лисовским? Ваши указания по поводу него ещё в силе? – спрашивал Рудольф, словно собачонка плетясь за хозяином по длинному светлому коридору.
Веретенников резко остановился и схватил подчинённого за горло. Жёстким рывком прижал его к стене. Ноги Рудольфа в бессилии застучали по каменной поверхности.
– Ублюдок, ты смеешь спрашивать меня о Лисовском теперь? – ноздри мужчины топорщились от злобы, в тёмных глазах отражалась тьма. Беспросветная тьма. – Ещё хоть слово, и я тебя придушу.
– К…кх…х… – с открытым ртом хрипел Рудольф, хватаясь за мощную руку Веретенникова. – Пр…остите… я не…
– Заткнись, – рявкнул мужчина и отпустил подчиннённого. Тот упал на пятую точку и с жадностью стал губами хватать воздух.
Веретенников отряхнул руки и двинулся дальше по коридору. Стремительным и уверенным шагом.
– Госпо…дин… – снова раздался голос Рудольфа, но теперь в относительной дали. Услужник с белым галстуком не рискнул приближаться к хозяину, но и промолчать снова не мог. – Не делайте этого. Прошу. Ничего хорошего это не принесёт. Случившегося уже не измен…
В следующую секунду шею Рудольфа пронзило что-то невидимое, и он завалился на живот. По полу медленно начало растекаться кровавое пятно.
– Я же велел заткнуться… – прошептал Веретенников, не останавливаясь, и продолжая идти по коридору.
Через минуту он достиг, наконец-то, заветной двери. На вид она была совсем хлипкой – узенькой и с облупившейся белой краской. Веретенников остановился перед ней, о чём-то раздумывая. Вздохнул, и выбил её ногой.
“Мне уже нечего терять…”
В тусклом помещении с низким потолком стоял всего один стол. Длинный, занимающий почти всю длину комнаты. За ним, кто развалившись, кто сидя прямо, располагались двенадцать человек.
Почти все из них восприняли неожиданного гостя без лишней тревоги. Люди лишь повернулись на Веретенникова, уставив на него слегка удивлённые глаза.
– Господин Веретенников, – произнёс лысый человек в длинном белом плаще. – Что-то случилось?
– Где ваши манеры? – спросил грузный человек, сидящий ближе остальных к двери.
– Это уже ни в какие рамки, – покачал головой тот, кто своим высоким ростом отличался от всех остальных.
– Вы! – возопил Веретенников. – Как вы посмели отдать такой приказ?! Почему нельзя было позволить убежать первокурсникам? Мой сын… – мужчина посмотрел на свою трясущуюся ладонь, а потом сжал её в кулак. – Мой сын погиб из-за вас. У него не было и шанса против глурка такого уровня, и…
– Господин Веретенников, – перебил лысый. – Мы понимаем вас, и соболезнуем вашей утрате. Но те вещи, что мы решаем в этом кабинете – не обсуждаются. Если приказ был отдан, значит так было нужно.
– Было нужно что?! – воскликнул Веретенников. – Ради долбанной репутации, которая и так не сильно страдает – бросить в огонь ни в чём неповинных детей?
– Мы не намерены это с вами обсуждать, – брезгливо произнёс толстяк. – Сейчас же покиньте помещение и, может быть, мы не предпримем против вас никаких действий. Спишем это на ваше неадекватное состояние в связи с утратой сына. Надеюсь, вы нас прекрасно пон…
– Нет, это вы меня не поняли, мрази, – Веретенников сжал кулаки и пол под его ногами завибрировал.
– Ма…рина? – сквозь мутную пелену я видел девушку во врачебном халате. Я тянул к ней руку, пытаясь достать. – Марина?..
Мозг дорисовывал образ девушки. Мне представлялось, будто передо мной та самая грудастая Марина из больницы, в которой я очнулся после переселения. Одна из близняшек…
– Тамара Егоровна! – раздался грубый, то ли мужской, то ли женский голос. Зрение вдруг прояснилось, и перед собой я увидел толстую бабку лет шестидесяти. Тоже во врачебном халате, и тоже с большой грудью. Вот только был один нюанс…
– Извините, – произнёс я и перевернулся на другой бок, о чём тут же пожалел. В боку кольнуло так, что я чуть не завыл от боли.
– Про-це-ду-ры! – произнесла Тамара Егоровна и похлопала меня по плечу, которое тоже ужасно болело.
Ох, чёрт…
Во время процедур, которые и описывать страшно, вспоминал, что со мной произошло. Нужные картинки почти сразу всплыли в голове. Я вспомнил, как мы дрались на арене, вспомнил, как вдруг появился глурк. Вспомнил, как…
Веретенников, ай…
Если