был знак войск СС, а немец принадлежал к части «Лейбштандарт Адольф Гитлер». Холодные с прищуром голубые глаза немца заскользили по матери Тимофея, по Анютке, остановились на юношах. Немец ухмыльнулся, направив на них дуло автомата, изрек:
– Сталинюгенд?
Мать Тимофея кинулась к нему, закрывая собой парней.
– Не надо! Зачем? Они же еще дети!
Немец осклабился, направил ствол вверх. Там на деревянной побеленной стене висели портреты главы Страны Советов Иосифа Сталина и маршала Семена Буденного, чуть поодаль, рядом с другими семейными фотографиями, фото Тимофеева отца в буденовке. Длинная очередь всколыхнула воздух над головами хозяйки дома и юношей. Пули изрешетили портреты и фотографию. Досталось и отцовым предкам, две пули вонзились в старую, пожелтевшую от времени фотокарточку, на которой было изображено многодетное казачье семейство.
Немец утробно засмеялся. Анютка вскрикнула, испуганно закрыла лицо ладошками. Тетя Зина вздрогнула, будто на ее глазах во второй раз убили мужа, попятилась назад. Сильно кольнуло сердце, голова закружилась, она пошатнулась. Тимофей подхватил ее за руку.
Немец снова нажал на спусковой крючок. Теперь пули полетели в красный угол, к иконостасу, где на дубовой полочке стояли три иконы. Они прошили образа Спасителя и Пресвятой Богородицы. В комнате едко запахло порохом. Икона Николая Чудотворца, словно уклоняясь от пуль святотатца, упала на полку. Пули впились в стену, не причинив ей вреда.
Нервозность и злость немца были понятны, ведь не прошло и получаса, как артиллеристы Красной армии отправили на тот свет нескольких их сослуживцев. Мать Тимофея отстранила сына, перекрестилась, решительно направилась к красному углу, дрожащими руками бережно подняла с пола упавшую изуродованную выстрелами икону Божьей Матери, прижала к груди. Старинные деревянные иконы передавались в ее роду из поколения в поколение и достались ей от бабушки, потому она берегла их пуще всего. Даже ее партийный муж, отец Тимофея, не смог заставить Зинаиду убрать иконы. Она посмотрела на направленный на нее ствол автомата, подрагивающими руками поставила икону на полку. С трудом преодолевая боль в сердце и слабость, изобразила на лице улыбку, указала на стоящий рядом со столом табурет.
– Вот сюда проходите, пожалуйста.
Ступая грязными сапогами по чистому половику и деревянному полу, немец подошел к табурету, снял грязные перчатки, бросил на стол. На безымянном пальце левой руки тускло блеснул серебряный перстень с изображением черепа. Немец схватил со стола бутылку водки, разглядывая, довольно произнес:
– О, гут! Русиш шнапс!
Мать Тимофея взяла со стола ножницы, сунула Анютке.
– Убери, и портреты со стены снимите от греха подальше.
Тимофей поспешил исполнить указания матери.
На выстрелы со двора прибежал второй немец с карабином в руках. Этот «гость» был в длиннополом прорезиненном серо-зеленом плаще и каске, на которую были натянуты мотоциклетные очки. Они-то и оставили около его глубоко посаженных болотных глаз светлый след. Остальная часть