ее взгляд упал на Варфоломея, и она на минуту запнулась. – Братья и сестры! То есть сестры и брат! Нас приглашают в конференц-зал. Там сейчас будет читать лекцию доктор Сайерс!
Собеседницы Варфоломея мгновенно прекратили ссориться и, приняв привычное постное выражение лица, поспешили к выходу. Варфоломею было жаль оставлять недопитый чай, но делать было нечего – он послушно последовал за женщинами.
Конференц-зал Академии вполне соответствовал общему стилю, царившему здесь, в котором благопристойность и скромность сочетались с ощущением деловой значительности и важности всего тут происходящего. Перед маленькой уютной сценой почтительным полукругом выстроились кресла, обитые красным бархатом, сама сцена была украшена изящной вазой с цветами. Мягкий свет, льющийся откуда-то сбоку, сразу настраивал на искреннюю задушевную беседу. Пока аудитория постепенно заполнялась, в зале звучала приглушенная мелодичная музыка, ровно работали кондиционеры, призванные снять напряжение, дать возможность присутствующим расслабиться, почувствовать себя раскованными. Движения вдруг приобретали плавность, тихие голоса начинали звучать так же мелодично, как музыка.
«А тут совсем неплохо», – констатировал Варфоломей, уютно устраиваясь в кресле, которое словно бы приняло его в свои объятья. Все это чем-то напоминало кабинет восстановительной психотерапии, в котором однажды у себя на родине довелось побывать Варфоломею.
Состояние отрешенности и расслабленности, в которое невольно погружался Варфоломей тем не менее не мешало ему с интересом наблюдать за окружающими людьми. А понаблюдать здесь было за чем.
Слушатели Академии инплинизма, очевидно, прибыли сюда из самых разных уголков планеты. Резкая немецкая речь соседствовала с арабским говором. Небольшая группа американцев, без которых, естественно, не обходится ни одно событие в мире, с чувством собственного достоинства расселись в первых рядах и уже успели заскучать. Шумные индусы, громко переговариваясь и жестикулируя, никак не могли определиться, где им сесть и потому невольно мешали всем входящим. Еще парочка человек неопознанной Варфоломеем национальности прошмыгнула в зал, и собрание, кажется, готово было начаться.
И все же как бы ни похожи были люди одной национальности, как бы вместе они ни держались, наметанный глаз Варфоломея уже различал среди них, по крайней мере, два типа слушателей, объявивших себя последователями инплинизма. К одной группе относились те, кого привела сюда личная неустроенность и неприкаянность, неудачи, разочарования, а то и трагедии, постигшие их на жизненном пути. Конечно, у каждого из них была своя судьба и свои проблемы, свои беды, но у всех у них в то же время было нечто общее. Этих людей можно было узнать по нервным, суетливым движениям, по изможденным лицам, по выражению глаз, в которых таилось отчаяние и почти фанатичная вера в своих новых кумиров. Именно с их помощью они надеялись пережить свое второе рождение, постичь некую истину, которая дала бы им уверенность в жизни.
К