он вручил мне вилку, и, по—прежнему, разглядывая моё лицо, коротко кивнул. Я не думаю, что он поступил так же, если бы знал, что его кивок запустит цепочку машинальных действий, которая я начала выполнять дальше.
Наверное, я слишком много времени провела на привязи; а потом в обществе людей, которым постоянно отдавали такие же короткие приказы. Я видела, что бывает, если ты не слушаешься. Я, собственно, прочувствовала это на своей шкуре. Так что, я начала есть нормально, правда теперь уставилась глазами в точку перед собой, медленно жуя, и так же медленно поднимая и опуская руку.
Один раз мне стало любопытно, как это выглядит со стороны, и я сделала это перед зеркалом. Зрелище пугающее, должна признать. Как будто кукла с неживым лицом и отточенными движениями. На шарнирах.
Я чувствовала кожей, что Лазарь наблюдает за мной, и от этого стало только хуже. Я начала жевать ещё медленнее, так же медленно глотать, ожидая удара. Поняв, в чём дело, он встал и вышел из кухни. Только когда я осознала, что рядом больше никого нет, я отложила вилку, глубоко вздохнула и потёрла дрожащие пальцы. Оставшись в одиночестве, я спокойно доела руками, помыла свою тарелку и ушла в прачечную. Там я переложила постиранное бельё в сушилку, включила её и спустилась на холодный пол, забиваясь в угол. Под тихое гудение я просидела все полчаса, пока сушилась моя одежда. Лазарев не заходил ко мне, но я видела, как он прошёл мимо и открыл кому—то дверь.
Вытащив сухую и пожёванную одежду, я надела брюки и свитер. Разгладив складки руками, я вышла из прачечной и прислушалась. Из кухни доносились приглушённые мужские голоса и сильный запах кофе. Я несколько секунд помялась в дверях, а потом неуверенным шагом направилась на звуки. В кухонной арке я замерла, не рискуя двигаться дальше.
Мужчина, который пришёл к хозяину дома, вызывал ужас, в буквальном смысле. Он что—то тихо говорил Лазарю, сидящему спиной ко мне, но едва я появилась в поле его видимости, он замолчал. Игорь обернулся и что—то сказал, но я не расслышала.
В висках стучала кровь, и звучало только одно чёткое слово:
«Опасность».
Чёрные глаза прошлись по каждому сантиметру моего тела, словно сканируя. Брови, одна из которых была перечерчена глубоким шрамом, сошлись на переносице. Губы – тонкая жёсткая линия на идеально выбритом лице; черты лица такие резкие, что невольно захотелось завопить от ужаса и убежать.
Едва у меня мелькнула такая мысль, обладатель внушительной внешности (и, кстати, габаритов тоже) медленно поднялся со стула. Я посмотрела на его плечо и разглядела под рукавом футболки надпись: «Нет права на ошибку» и такую же тонкую арабскую вязь, как и у Лазаря. Мой взгляд переметнулся на другую руку, которая от плеча до запястья тоже была покрыта шрамом, словно её пытались разрезать надвое. Невольно попятившись, я судорожно сглотнула. Он застыл на месте, и ухмыльнулся, точь—в—точь как ухмыляется Лазарев.
– Оля? – послышался откуда—то издалека его обеспокоенный голос, – Отомри. Это Тимур.
Я кивнула, стараясь сделать это без резких движений. Этот, который