илось новое увлечение – писательство. Очень уж хочется автору поведать о своих ошибках, о том, как избавилась от алкогольной зависимости, как низкая самооценка не давала ей развернуться во всю мощь, заставляя жить с абьюзерами, терпеть бесконечные унижения и издевательства. Рассказать о том, как из нищей алкоголички превратилась в роскошную, успешную, самодостаточную модель. Об этом и говорится в ее первой книге “Ошибки молодости или Как я стала порядочной женщиной”.
Глава 1. ДЕТСТВО
Первая песня, которую помню, это “Песня о юном барабанщике”. Ее постоянно крутили на радио. Да-да, не удивляйтесь, ведь я родом из СССР. А песня запомнилась тем, что там было непонятное слово.
Вперед продвигались отряды
Спартаковцев, смелых бойцов.
Я не знаю, кто такие “спартаковцы”, мне слышится “спарта кавцесмелых” бойцов. Кто такие эти кавцесмелые бойцы? Спросить не то, чтобы стесняюсь, просто неловко как-то. Была очень развитым ребенком, рано – в 4 года, научилась читать и признаться в том, что что-то не понимаю, для меня означало показать, что я недостаточно взрослая. А я ведь большая! Анекдот в тему. Девочка спрашивает: “Мама, что такое аборт?” Мама в ужасе хватается за голову: “Откуда ты это взяла?” “Так в песне поется “Волны бьются о борт корабля”.
В куклы играла совсем маленькой. Помню одну, любимую, звали ее Гердой. Волосы у нее были белые, платье голубое. С годами она облысела, но я все равно продолжала ее любить. В 4 года научилась читать, и куклы были заброшены. Удивительный мир книг захватил и поработил мое юное воображение. Представляя себя на месте героев, радовалась и горевала вместе с ними, спасалась от погони, наказывала зло. Обожала рыцарские романы Вальтера Скотта, а “Всадник без головы” Майн Рида был зачитан до дыр. Всегда хотелось прочитанное воплотить в жизнь: сделать молоко из кедровых орешков – не помню, из какой это книги, что-то про то, как выжить в тайге, вырастить кристаллы – читала тогда “Занимательную минералогию” Ферсмана, прокатиться на плоту с Туром Хейердалом.
Однажды мне удалось реализовать свою мечту. Училась в 4 классе и у нас было шефство над первоклассниками. Была прикреплена к девочке Тане, помогала ей делать уроки, провожала домой – мы жили по соседству. Как раз тогда читала книгу о каких-то туземцах, там описывалось блюдо из риса, его готовили на открытом огне. Рис получался воздушным и чрезвычайно вкусным. Очень хотелось вкусить этой экзотики. И вот разводим мы костер из бумаги у Тани в ванной, а сам процесс приготовления риса и чем все закончилось, не помню. То ли родители моей подшефной вернулись с работы, то ли бдительные соседи вмешались. Видимо, память не хочет удерживать неприятные моменты. Одно могу сказать: отныне я была лишена звания шефа, не оправдав оказанного мне высокого доверия.
Я была книжным ребенком с обостренным чувством справедливости. Годы пообтесали, перестала правду-матку в глаза резать. Может, зря?
Вот вам история из школьного детства. Класс примерно шестой. Забыла дома тетрадку с домашкой по русскому и учительница влепила мне двойку. Я отличница, а уж по «русишу» и «литре» особенно, и «бяшка-борец за справедливость» – кстати, кто-нибудь, кроме меня, помнит, откуда эти слова? – заявляю, что так нечестно. Домашку я выполнила, могу сбегать домой за тетрадкой, живу в 10 минутах от школы, и вообще, оценки ставят за знания, проверьте меня, я все знаю. Учительница в отказ. И начинается бойкот. Хожу на уроки, выполняю домашку, пишу контрольные и диктанты – полный игнор, работы возвращают непроверенными. Никто меня не поддержал – ни родители, ни учителя, ни одноклассники. Отовсюду слышу одно: «Извинись, и все будет нормально!» И тогда не понимала, и сейчас, за что извиняться, если ни в чем не виноват? За правду? У меня, на минуточку, высшее педагогическое образование, поэтому со знанием дела могу сказать, что такой подход нивелирует значение оценки в глазах ученика.
Противостояние длилось целый месяц. Четверть и учебный год подходят к концу, а у меня нет оценки. Не могу перейти в следующий класс. Остаться на второй год? Немыслимо, я ведь отличница. Давление на меня усиливается. И вот я, краснея и бледнея, подхожу в раздевалке к учительнице и заикаясь прошу прощения. Думаете, она меня простила? Вот ее слова:
«Оскорбляла ты меня при всем классе. Будь добра, прощения проси тоже при всем классе». Надо же добить непокорную девчонку!
Наступает «час икс». Звонок на урок, учительница входит в класс, все садятся, я встаю и лепечу слова извинения. Меня милостиво прощают, получаю свои законные пятерки за контрольные и диктанты, за четверть и за год. Занавес. Никто меня не поддержал тогда в моей справедливой борьбе. Ни одноклассники – а дети жестоки, как ни крути – ни родители. Если бы мама с папой сказали мне: «Доча, мы на твоей стороне, но нужно поступить так-то и так-то, против системы не попрешь», мне было бы легче.
Я получила жестокую психологическую травму. И никому, повторяю, никому не было до этого дела. До сих пор, вспоминая свой стыд и унижение, когда прошу прощения за то, чего не совершала, ощущаю