оружия в правом кармане подействовала успокаивающе. Потом, перескакивая через две ступеньки, спустился в холл и мимо испуганного портье, высунувшего только усы из-за стойки, вышел на улицу.
Он хотел все рассмотреть, все увидеть собственными жадными глазами. Со дня приезда из Испании молодой горный инженер следил за развитием событий лишь по газетам, местным и американским. А они в один голос твердили, что конфликт неминуем, что положение президента Порфирио Диаса[3] шатко, а все недовольные объединяются вокруг оппозиционного политика Франсиско Мадеро[4]. В последние месяцы напряжение нарастало, начались столкновения, становившиеся все кровавее. Шайки бандитов, мелких фермеров, отчаявшихся крестьян сбивались теперь в отряды, организованные почти на военный лад под командой главарей, которые требовали справедливости и хлеба для народа, прозябающего в нищете по вине высокомерных латифундистов и правительства, глухого к доводам рассудка. Для каждого мексиканца, принадлежащего к среднему или низшему классу, само слово «правительство» стало синонимом слова «враг». По этой причине мятежники так рвались в Сьюдад-Хуарес, где был основной пограничный переход из Мексики в Соединенные Штаты. И уже несколько дней подбирались к городу, занимая позиции вокруг. Накапливали силы. Теперь начиналась настоящая борьба и, наверно, революция.
В дальнем конце пустой улицы, перед биллиардной «На том и этом свете», лежал убитый. Лежал лицом вверх: после того как в него попала пуля, кто-то, несомненно, волоком дотащил его сюда в поисках укрытия – по неасфальтированной улице тянулась длинная полоса полузасохшей крови. Мартин еще никогда – даже в шахтах – не видел людей, умерших не своей смертью, и потому застыл на миг, рассматривая убитого. Невольно обратил внимание, что одежда убитого в беспорядке – карманы вывернуты, ноги в одних носках, – обращенное к небу лицо искажено, и глаза припорошены тонким слоем пыли. Над трупом роились мухи, с жужжанием перелетая от приоткрытого рта к буроватому пятну на груди. Возраст погибшего определить было трудно: можно дать и тридцать лет, и пятьдесят; одет по-городскому. Не боец, а скорее случайная жертва, подвернувшаяся под шальную пулю. Тут Мартин догадался, зачем труп тащили по улице под защиту приземистых домов. Нет, не затем, чтобы перевязать – он уже был убит, – а чтобы без помех обшарить и обобрать.
Мартин прошел до угла и еще немного вперед, стараясь держаться поближе к стенам. Улицы были по-прежнему безлюдны. Стрельба не только не стихала, но и разгоралась все яростней, причем сразу в нескольких местах. Он ориентировался на звуки ближайших выстрелов. Чаще и громче всего они гремели в северо-западной части города, у мостов через реку Браво, шедших через границу на территорию США, в Эль-Пасо.
Хотелось пить. От напряжения пересохло в горле. Чем дальше он шел по этим кварталам, тем ниже становились дома, тем сильней, поднимаясь в зенит и съедая остатки тени, жгло солнце. Мартин ослабил узел галстука, платком вытер пот со лба и промокнул шляпу изнутри, огляделся. Ни души. Он и не представлял себе раньше,