почудилось, что она вздохнула, – интересно, что вызвало такой отклик. В полутьме снова разгорелся красный уголек сигары.
– Как вы считаете, добьются они своего? Свободы, я хочу сказать?
– Я не ясновидящий, – ответил он. – Но они ее заслуживают.
– Я разговаривала с их лидерами – с Мадеро и прочими. Они произносят правильные слова, у них самые добрые намерения, но я не уверена, что их цели вполне совпадают с целями народа, который они представляют. – Она помолчала, будто подыскивая доводы. – Вы, я думаю, читали книги по истории?
– Не много. Предпочитаю техническую литературу и легкие романы – Дюма, Жюль Верн, Бласко Ибаньес… В этом роде.
– А этот… «Анабасис», что я видела у вас в номере? Вам нравится еще и античная классика? Ксенофонт?
– Пока не знаю. Только начал читать.
– А почему взялись за нее?
– Просто под руку попалась. Там, в управлении шахты, где я работаю.
И услышал негромкий смех.
– Таласса, таласса… Это хорошая история – десять тысяч греческих наемников, окруженных неприятелем, ищут море, чтобы вернуться домой.
– До этой главы я еще не добрался.
– Доберетесь. Рано или поздно мы все там будем.
По взаимному молчаливому согласию они решили прогуляться: отошли от отеля и двинулись по улице, ведущей к таможне. Когда проходили мимо костров, на их лица ложились красноватые отблески пламени. Мужчины и женщины, сидевшие вокруг, поднимали головы, провожали их любопытными взглядами.
– История человечества изобилует подобными потрясениями, – говорила Диана. – Французская революция, американская Война за независимость, Парижская коммуна, политические бури в Европе… Героические трагедии, которые неизменно оканчивались нелепыми водевилями, а победителями неизменно выходили люди одного сорта. Мало кому удавалось остаться революционером, придя к власти.
– Может быть, здесь получится иначе, – возразил Мартин. – Мадеро вроде бы порядочный человек. Но Мексика…
Он осекся в сомнении, и Диана подхватила:
– Но Мексика, хотите вы сказать, – страна, где слишком вопиющее неравенство и сотнями лет живут впроголодь, а значит, здесь доминирует отчаяние?
– Трудно заставить этих людей смириться и безропотно жить по-прежнему, – как о чем-то вполне очевидном сказал Мартин.
Американка снова рассмеялась. На этот раз громче. И язвительней.
– Да уж не поборник ли вы социалистических идей?
– Нет-нет, – поспешил ответить Мартин. – Я принадлежу к той среде, где социализм не приемлют.
– Из тех, кто сверху, как говорят здесь?
– Да нет, скорее из тех, кто посередке, но поднялся снизу.
– Вот как… Откуда же взялась в таком случае ваша убежденность?
– Сам не знаю. Но во всяком случае, это новая, недавняя вера. Раньше я так не думал.
Он замолчал, добросовестно припоминая. Сосредоточился и наконец прибавил с простодушной категоричностью:
– Нет.
– Вы о чем?
– О том, что нельзя ни во что не верить… Я уважаю этих