к такому сюрпризу бабушке. Может быть, сложная судьба бабушки, пробедкавшейся с 20-х годов прошлого века. Коллективизация, продразверстка, голод, война, послевоенный голод. Может быть, черствые сердца одноклассников и мерзкие их поступки – не знаю. Но Васю мне было по-человечески жаль, вероятно, к нему одному я испытывал высокое чувство жалости и желание уберечь от жизненных невзгод. На пути парня их встретилось уже достаточно. С ним я был собой, не играл:
– Смотря зачем ты это делаешь. Если как духовную практику, но при этом все твои мысли о сухарях, а все желания заключаются в тарелке супа, – бросай. В этой практике нет того, кого ты ищешь. Если для здоровья – тоже бросай. Вась, год жрать сухари – это жесть, – улыбаюсь, вызываю встречную улыбку на вытянутом лице возвышающегося надо мной Васи. – Это я тебе как Махарадж говорю.
– А как мне Его найти? Я честно ходил в Ашрам, сначала было интересно, и люди добрые – на душе легче стало. Нет, правда. Очень хорошие люди, но я там Бога не чувствую. В церковь тоже ходил, – там тоже пусто. Может, не туда ходил?
– Вась, твоя беда в беспокойном уме, который заставляет тебя ходить и искать то, что и так в тебе есть, что всегда с тобой. Начни с малого – изучи себя, попытайся ответить на вопрос: кто ты? Сделай шаг. – Легко сказать, сделай шаг, думаю про себя, пока рот произносит нужные для Васи слова. Гуру хренов, сам ответа найти не могу. Разве что Джйортир подскажет. – Понимаешь? А я помогу, если что.
– Ой-ой, какое местечко хорошенькое! – Санни с близняшками совершают маневр: отрываются от компании, бегут к волнорезу, широкой бетонной массой упирающемуся в сонное зимнее море. – Тут здорово, давайте к нам! Махарадж!
Я – негласный лидер. Меня это положение вещей устраивает, но иногда пренебрежение моими интересами вызывает раздражение. Вот как сейчас, смотрю вслед ребятам, потянувшимся за Санни. Девушка уже скачет по шероховатой поверхности защитной конструкции. А она даже не спросила, надо оно мне или нет? Ведь четко дал понять, что хочу подумать один. До уха доносятся радостные визги – близняшки залезли на деревянную смотровую площадку, скользкую от влаги, восторгаются открывшимся видом на море. Хмыкаю, достаю из кармана джинс пачку сигарет:
– Стася, Женя! Аккуратнее, упадете же! – прикуриваю сигарету, качаю головой, осуждая возникшую вдруг суету, ступаю на серый с вкраплениями луж бетон. – Матушки, вы чего? Взбеленились?
– Сам ты матушка! Смотри, какая волна пошла! Жуть! – кричит мне Стася. Вторая сестра осуждающе поглядывает на сигарету, тлеющую в уголке моего рта. – Кто-то обещал бросить, не стыдно? А еще махарадж называется!
– Сказано, не то грех, что в рот входит, а то, что из него выходит. Спускайтесь, хватит беситься, весь настрой сбиваете!
В водном зеркале отражаются причудливые тела, вытянутые, подергивающиеся рябью. Сквозь тела, оттуда, из самой глубины, на меня смотрит