с молоком. Или какао с печеньем. Какое ему кофе! – Мои брови в недоумении ползут «домиком» – вверх, и я тотчас забываю какую из розоватых пластин бекона только что отшлепал молоточком…
– Я и сам не разрешаю это баловство! Но они же с Анькой как начнут вдвоем канючить! – Мишка, фыркая, еще несколько минут возится с газовой конфоркой, смотрит в окно, потом бесшумно, в два прыжка, вылетает вниз, и вскоре я слышу Лешкин визг, совершенно поросячий от восторга, потому что Ворохов окатывает сына ведром прогретой на солнце воды, стоящей на ступени крыльца.
– Леша, ну – ка, постой, я вытру тебя! Ах, этот папа, озорник какой, облил ребенка.. Постой, не вертись, я полотенце возьму! – ее характерно мягкий, приглушенный голос, с музыкальными нотами струящегося в траве ручья, нажимает на какую то сердечную клавишу или клапан внутри меня. Я зажмуриваюсь. Глубоко втягиваю ноздрями смешанный с солнечной пылью запах шафрана, несущийся в окно…
– Миша, ты и меня облил, кажется! – Она всплескивает руками и тихо хохочет, словно на крыльцо внезапно падает серебряная ложка..
Мобильный, черт! Опять эта кафедра!
– Алло, слушаю.. Да. Я. Завтра в три, да.. Буду. Ведомости у Воронцовой.. Группа? Должна быть.. Человек десять… Не больше..Да, спасибо. Все.
Отключаю светящийся, жужжащий квадрат, прижав его плотнее к щеке: руки – заняты.. Еще четыре кусочка. Кофе медленно закипает, дразня ароматом деревянные балки потолка, чуть скошенного, плоские узкие шкафы со стеклянными дверцами, слегка мутные от жира. Не все еще дотерли, не все вымыли..
В дверь просовывается немигающий, как омут, зелено – черный глаз, сопящий нос, в рыжинках веснушек, и выгоревшие на солнце темные вихры, с бело -желтыми соломинами прядей. Изрядно Лешку в голову целует летнее солнце, почти без устали! Я подмигиваю сопящему носу, и Лешка тотчас же протискивается в щель между косяком и дверью, протягивая мне корзинку с яблоками и головками шафрана…
– Это тебе… Она сказала для обеда…
– Спасибо. Что еще она сказала? – я улыбаюсь.
– Ничего. Я за ней смотрю. Она ходит потихоньку. Не бойся. – Лешка доверительно прикасается прохладной ладошкой к молотку, зачем то пробует крупинки соли, прилипшие на палец. Зрачки его изумленно расширяются, щеки краснеют, он чихает, смешно, фыркая, как маленький котенок:
– Фу – уу.. Соленое, горит.. Зачем?!.. Мясо такое будет?
Я киваю.
– Это для взрослых.. Тебе другие кусочки. В яблоках..
– А картошка будет? – Лешка берет из корзины яблоко и вгрызается в него зубами, с хрустом и писком.
– Обязательно. Картошку будем печь в костре. Скажи отцу, пусть ищет хворост..
– Ура! – Шлепая босыми ногами по деревянным ступенькам, Лешка несется вниз, подпрыгивая и насвистывая – Пионерская картошка будет.. Ура…
– Лешенька, а где твоя панама? – сверху из окна мансарды доносится ее голос. Она успела когда то подняться наверх. – Надень,