Синди постучала пяткой по полу.
Они с Виктором купили дом в пригороде, и хотя жильё было в хорошем состоянии, Синди решила заняться ремонтом. Она оказалась мастером на все руки. Её природная неусидчивость подпитывалась кипучей деятельностью. Синди открыто тосковала об оставленной работе, сетовала на внезапный отпуск, взятый ради оформления опеки. Жалобы звучали обидно для меня – причины её расставания с любимым занятием, но смелости заявить об этом напрямую не хватало.
В отличие от жены, Виктор являл собой воплощение тактичности и иногда даже навевал скуку как собеседник, но перед его идолом внешности преклонялось всякое молчание.
То ли по милости высших сил, то ли по прихоти случая, одно из наших последних свиданий под крышей интерната происходило без посторонних. В предзакатном свечении кожа Виктора приобрела красноватый оттенок, как у индейского вождя, а глаза поменяли цвет с небесно-голубого на царственный пурпур.
Он всегда называл меня полным именем. Желая поддразнить, я отвечала ему тем же:
– Виктор, как ты познакомился с Синди?
– При встрече я подошёл к ней и взял за руку.
Весьма самоуверенно. Первым порывом было спросить: «А не съездила ли она тебе за это по уху?» Но поразмыслив, я решила, что красота Виктора – лучшая защита от озлобленности и возмущения окружающих.
– Что-то не так?
И вновь я поймала себя на мысли, что вопрос Виктора немного странный.
– Всё норм. Просто Синди… ну, выглядит далёкой от романтики, – сорвавшаяся с моих губ бестактность вынуждает умолкнуть. И поскольку безмятежное лицо Виктора не омрачила ни единая складочка, я, собравшись с духом, закончила мысль:
– Меня никто никогда не брал за руку, – лукавлю, ведь первое воспоминание из детства – поход с мамой к песочнице. И солнце светит, и мамина рука излучает тепло. Но упоминать об этом сейчас не хочется. Ведь тогда получается, что в моей жизни было что-то хорошее, и у меня нет причины для душевных страданий; нет нужды то и дело касаться изуродованных мочек, напоминающих о гневе пьяной матери, вырвавшей серебряные серьги у маленькой дочери с «мясом».
И я рассказываю Виктору об этом случае – беззаботно, словно такое происходит в каждой семье. Затем упоминаю многочисленных маминых посетителей, от которых в последнее время я предпочитала уходить на улицу; о битых бутылках, приездах полиции, доброте соседей и участкового.
Слёзы срываются с ресниц – не по размеру тяжёлые, под их массой ломается мой будничный тон, и я уже рыдаю:
– Как же я её ненавижу! Лучше бы она умерла!
Виктор долго смотрит на меня, и я уже не знаю чего ждать: упрёка или поцелуя, как вдруг в моей руке оказывается маленький ключ. Я принимаю подарок с недоумением, ведь ключи от нового дома давно лежат в личном шкафчике.
– Отдам машину, как только сдашь на права, – поясняет Виктор.
От волнения я забываю поблагодарить; не переставая улыбаться, провожаю Виктора до двери и машу вслед уезжающему со