начнут переселять в новые районы, на окраины Москвы. Но они будут сюда возвращаться по зову сердца – ведь в этих переулках прошло их детство, молодость… Они будут сюда ездить с самых отдалённых окраин, даже когда тут всё изменится до неузнаваемости…
Над Кадашами, выше ярусом, за невидимой за домами Канавой (обводным каналом) тянулась полоса деревьев на Болотном сквере. Взгляд скользил выше – за сквером, скрытая за домами Софийской набережной, текла Москва-река. И наконец, верхний ярус венчала панорама Кремля на Боровицких холмах. Жителям верхних этажей дома в Лаврушинском поначалу был виден весь Кремль от моста до моста, от дома Пашкова до собора Василия Блаженного и до Балчуга. Вся цитадель была как на ладони. Но после войны к дому пристроили еще секцию на два подъезда, и дом Пашкова с Боровицкой башней и здание Оружейной палаты из панорамы исчезли. Но остался Большой Кремлёвский дворец и вид на Соборную площадь со всеми соборами, старые правительственные здания на заднем плане, Спасская башня и за воротами – собор Василия Блаженного. В ясную погоду золотом блестели купола соборов. Иногда, в дни, отмеченные важными событиями государственного значения, можно было видеть, как от Кремлёвского дворца, сверкая на солнце панцирями крыш, отъезжают длинные чёрные правительственные лимузины, направляясь к Спасским воротам и на Красную площадь. Сквозь городской шум ветер доносил бой кремлёвских курантов. Но вот начинало темнеть. Дворец, соборы и Спасскую башню снизу подсвечивали, загорались кремлёвские звёзды на башнях, и тогда особенно красноречиво выступал великодержавный облик Кремля. Кремль доминировал в пейзаже за окном при любом освещении, при любой погоде, держал внимание зрителей в любое время суток, во все времена года. Он завораживал своим величием.
Сменялись эпохи, сменялись правители, над страной проносились бури, но этот роскошный, умиротворяющий вид из окна был незыблем. Елизавета Ивановна раньше подолгу любовалась им – Боровицкие холмы были на уровне глаз. Зрелище мощи государства, говаривала она. И всегда в дни больших государственных праздников, когда бывали парады на Красной площади, она созывала домашних на внушительное зрелище: на холмах за стенами Кремля стоявшие в ряд пушки мощными залпами возвещали о начале парада. Точно в назначенный час ухали одновременно с десяток пушек, извергая огнь и пламя из жерл, гром гремел над округой, и казалось даже, что земля сотрясается под их домом. По радио звучал гимн, и начинался парад. Красная площадь не была видна, её заслонял собор Василия Блаженного, но рокот танков доносился до жителей окрестных домов за Москвой-рекой. Потом танки шли по Ордынке, расковыривая асфальт и дымя, за танками шли самоходки с солдатами и пушками на прицепах, и посмотреть на это собирался народ. Сквозь шум моторов были слышны крики «ура!», возгласы ликования и «да здравствует…!». Елизавета Ивановна любила праздники. Потом пушки из Кремля убрали или куда-то перенесли. Но последнее время, созерцая