персонажи сгибаются под гнетом бед и скорби. Пленительная Ева Луна поступает как всякий «плут» – над гнетом она насмехается.
Альенде умеет травить смешные и чувственные байки, но также со всем своим талантом рассказчицы напоминает нам о том, что за пределами нашего удобного бытия есть и другая, незримая вселенная, где абсолютно реальны и бедность, и горе, и пытки.
Хитросплетенная история, «Тысяча и одна ночь» пополам с плутовскими похождениями Тома Джонса в уникальном латиноамериканском контексте.
Ева Луна – олицетворение откровенного и неутолимого аппетита к традиционному сказительству. Сама она – редкая птица: персонаж оригинальный, незабываемый и многомерный; большинству «реальных» людей до нее далеко. И то же касается Исабель Альенде.
«Ева Луна» – рог изобилия, извергающий истории густым и вольным потоком случаев и случайностей, автобиографии и вымысла. Этот роман – гобелен, плотная фантазийная паутина.
Милосердие и страсть… любовь и месть… завораживающе. Истории Альенде можно читать и перечитывать до скончания веков.
«Ева Луна» – чтение приятное и бодрящее. Альенде снова доказала свой талант сочетать личное и политическое с трагедией, фантазией и остроумием.
«Ева Луна» – замечательная книга, до отказа набитая странным и фантастическим, чувственным и эротическим. Здесь уникальный и мощный голос Исабель Альенде окончательно сформировался.
Исабель Альенде неизменно возвращает нам веру в пьянящую силу традиционного сказительства.
«Истории Евы Луны» изысканны, а образность роднит их с поэзией.
«Истории Евы Луны» – завораживающие и неповторимые, яркие и неотвязные: еще многие поколения будут читать их вновь и вновь.
Заманчивые с первых строк, глубоко чувственные и неприкрыто романтичные истории.
«Ева Луна» дразнит воображение неторопливо и соблазнительно. Этот коктейль из мифа и политики и есть самая суть жизни.
Ева Луна
И младшая сестра сказала Шахерезаде: «Заклинаю тебя Аллахом, сестрица, расскажи нам что-нибудь, чтобы сократить бессонные часы ночи».
Глава первая
Меня зовут Ева, что означает «жизнь», – по крайней мере, так было написано в книге, по которой мама выбирала мне имя. Я родилась в самой дальней комнате темного, сумрачного дома и росла среди старой мебели, книг на латыни и человеческих мумий, что, впрочем, не смогло привить мне склонности к меланхолии, ибо появилась я на свет с дыханием сельвы, уже запечатленным в моей памяти. Мой отец, индеец с янтарными глазами, был родом из тех краев, где сливаются воедино сто рек; от него пахло лесом, а еще он никогда не смотрел на небо прямо и открыто, поскольку вырос под сводчатым потолком джунглей и подсматривать за обнаженным небом казалось ему почти непристойным. Консуэло, моя мать, провела детство в тех заколдованных местах, где авантюристы всех мастей веками ищут золотой город, тот самый, который когда-то вроде бы видели конкистадоры – те немногие из них, кому удалось вернуться из самых дальних и дерзких походов и экспедиций. Эти волшебные пейзажи навсегда оставили след в ее душе, а сама она каким-то образом сумела передать эту незримую печать мне, своей дочери.
Миссионеры подобрали Консуэло еще младенцем, когда она даже не умела ходить: перемазанный грязью и экскрементами детеныш вполз на дощатую пристань, словно крохотный Иона, извергнутый из чрева кита. Отмыв странное существо, братья-миссионеры убедились, что перед ними девочка, и это обстоятельство ввергло их в некоторое смущение и посеяло определенные сомнения в их душах; впрочем, делать было нечего: вот он, невесть откуда взявшийся младенец, в конце концов, не топить же его в реке; в общем, срамные места девочки прикрыли пеленкой, вырезанной из старой рубахи, гноящиеся, почти нераскрывавшиеся глаза продезинфицировали, капнув в них лимонного сока, а когда дело дошло до крещения, то нарекли ее первым женским именем, какое пришло в голову. От поисков правдоподобной версии появления на свет этого ребенка было решено отказаться, воспитывали же девочку без особых изысков и не балуя ласками: миссионеры не сговариваясь решили, что раз уж Провидению было угодно сохранить ей жизнь до той поры, когда они ее нашли, стало быть, Оно само же и позаботится о ее духовном, равно как и физическом развитии, а в худшем случае на небо вознесется еще одна невинная, не успевшая согрешить душа. Четко определенного места в строгой иерархии миссии для Консуэло так и не нашлось. Она не была служанкой, да и отношение монахов к ней по сравнению с другими индейскими детьми, учившимися в школе при миссии, было совсем