т
без всяких сомнений, что дым из родного
отечества ярче огня на чужбине.
1
Случилось там вот что. Сенатор Менений
Агриппа рассказывал старую басню
собравшимся около Рима плебеям
о бунте конечностей против желудка.
– Нахлебник! – решили единогласно
рабочие руки и ноги. – К тому же
засел в середине и жрёт понапрасну
еду, предназначенную коллективу.
Мораль же сей притчи в том, что снаружи
отдельным товарищам сразу не видно
кипучей активности органов, дружно
ведущих борьбу за целостность тела.
Вот так вот до масс доводил примитивно
работу сената Агриппа Менений.
Сработала сказка, сенаторы в Риме
умели красиво рассказывать, даром
не ели свой хлеб, но именно с хлеба
на этот раз и разыгралась вся драма.
Повысили цены! Бывает. Но дело
не в этом, а в том, что с рабочим народом
повёл себя слишком уж грубо сенатор
по имени Марций, весьма благородный.
– Да кто вы такие, – вскричал он в припадке
брезгливости, – чтобы судить о насущном
для города, только желая по горло
набить свой желудок?!
Хамство властей, разумеется, новым
не стало, но Гнею Марцию Кориолану
того не простили в народе, уж больно
заносчивым был он, больно надменным.
И вот результат: из Рима изгнали
его по закону, а он, полон гнева
на родину, тотчас отправился к стану
заклятых врагов, воюющих с Римом.
А был он герой, полководец отменный
действительно, там были рады сюрпризу
такому, и вот поздравляют с победой
над Римом сенатора Кориолана.
2
Но что нам до римлян? Они научились
народами править державно – и в этом
искусство! – условия мира и милость
покорным являть, смирять непокорных.
Ещё никогда не бывало на свете
могущественней государства, в котором
военная мощь и гражданская верность
в едином порыве служили б друг другу.
Но волею неумолимого рока
и более страшного не было трупа
на свалке империй, чем Рим, чистокровный
потомок поверженной Трои когда-то.
Однажды зажёг он в театре абсурда
и сам же сгорел в огне балагана.
Но стал ли и станет ли в будущем мудрой
наукой кому-нибудь этот наглядный
пример необузданных завоеваний
до самоуничтожения? Вряд ли.
История учит тому, что едва ли
ей кто-нибудь учится, но для того ли
мы снова и снова урок повторяем
сначала, чтоб вовсе не чувствовать боли?
Похоже, свершается всё без оглядки
на тонкую логику у человеков
и зыбкую связь между горним и дольним
мирами, не скованных цепью.
Всё у природы, однако, имеет
причину и следствие, что вытекает
из первой железобетонно, не смея
нарушить последовательность событий.
И всё происходит в сложившихся так и
не как-то иначе условиях, выйди
за рамки которых, – и вот на спектакле
придётся менять декорации с ходу.
В других обстоятельствах с Римом беды не
случилось бы, и вообще по-другому
всё сталось, да вот обстоятельства были
такими, как были, но что нам до римлян?
3
Вот греки… Со свойственным им колоритом
в художествах и утончённостью вкуса
под аплодисменты нам всем подарили
возможность взглянуть на себя отстранённо.
Впервые сознание сделало с узкой
тропы мифотворчества шаг на просторы
вселенной, где боги по воле искусства
спустились с небес и вышли на сцену.
Вот так безнадёжно и бесповоротно
заспорили люди с богами посредством
поэзии, музыки, масок и просто
врождённого с древних времён любопытства.
“Рек он, – и горько Пелиду то стало: могучее сердце
В