ладно, все. Помню я ваши традиции, обряды. Так что там у вас со свадьбой-то?
– А ничего. Ты, говоришь, во сне видала, а я до сих ее не помню.
– Как это?
– А вот так. То ли была, то ли привиделася, но как только мы с моим Платошенькой бабкиной самогонки хлопнули, у меня такая круговерть в мозгу образовалась, что я … только небо звездное помню и крик утрешнего петуха.
– А-а-а.
– Ага. А потом у нас Лешка родился, а за им – Федька, опосля – батька твой вместе с Нинкой.
– А свадьба?
– А что свадьба. Выяснилось, что и без свадьбы Платоша мой могет, как… Ох, если б не фикус, чтоб свинья его съела, я бы не плодилась каждый год по зиме. Знаешь, как обидно, когда все Новый год празднуют, а ты ноги за уши и кряхтишь, как порося на вертеле.
– Взяла бы и выбросила свой фикус.
– Дык припрятала так, что до сих пор вспомнить не могу. Всю подушку, каждое перышко перебрала, да в пóдпол заглядывала. Ой, как вспомню! Лезу я, значит, в подпол, а там крыс – видимо-невидимо…
– А фикус-то где взяла? Их же в то время можно было только у богатых найти.
– А я в молодости, когда еще в одной семье работала, тайком отросток выдрала и засушила. А потом та семья укатила из нашего села в неизвестном направлении.
– Это ты их изгнала (гы-гы).
– Я? Да? А что, все может быть. У меня глаз дурной, цепкий, за всякую пакость хваткий. Вот как гляну в упор – сразу тому плохо делается.
– Баб, давай уже обои доклеим, и поеду я. Мне завтра с утра пораньше на совещание…
– Опять двадцать пять. Совещание у нее. Тебе уже сорок скоро, а ты все в девках.
– Да не в девках. И не сорок, а тридцать шесть послезавтра.
– Во-во, а детей нема.
– Да зачем они мне? У меня планы, карьерный рост.
– Вот пусть он, этот росток, и даст тебе семя.
– Баб, ты не так поняла.
– Да все так. Так я поняла, Зоюшка.
– Зойка – это ты, а я Лена.
– А-а, ну да, ну да. Сейчас вот мы с тобой обойки-то поклеим, перины взобьем, а на свой день рождения ты приедешь и ухажера своего ко мне на смотрины привезешь.
– Зачем это?
– А затем, чтобы я своим цепким глазом…
– А-а, точно, я забыла.
– Ну вот. Сама знаешь, что бабка твоя плохого не посоветует. Ты, надеюсь, покрепче выбрала, поплечистей? Надо, чтобы у него нос длинный был.
– Для чего это?
– А с коротким детей делать не умеют.
– Если ты сейчас не прекратишь, то я больше сюда не приеду.
– Ладно, рви обоину, а я сейчас клей разведу.
– Баб, а что это?
– Где?
– А вот, за доской. Торчит что-то. Ой, какой интересный мешочек.
– Дай сюда и не трогай. Он заговоренный.
– На богатство?
– А как же. Я его семьдесят лет назад заговорила и теперь дюже боХата. И Алешкой, и Федькой, и… Ты не отвлекайся, а я пойду перепрячу. Это реликвия семейная и глядеть на нее запрещается.
Баба Зоя вышла в сени, плотно прикрыла дверь и встала рядом с курткой внучки, висевшей на гвоздике. Вынула из кармана халата