все те же – из той же губернии, но соседнего с Шенкурским Вельского уезда. Без указа с Москвы не сойти… Между этими двумя челобитными была еще одна – безотказного Овдокима Бурунова в 1621 году снова отправили с челобитной в столицу. Видимо, толку от первого похода было мало, и боярам с воеводами веры уже не было, а потому земляки Бурунова велели ему бить челом или царю лично, или патриарху Филарету, а «опричь государя и святейшего патриарха Филарета мирских наших челобитных в иных приказах не подавать нигде». Как живой стоит у меня перед глазами вернувшийся домой и до смерти уставший, обносившийся и оголодавший Бурунов. Снимает он шапку, показывает мужикам разбитое чело с огромным, уже желто-багровым синяком и говорит в сердцах: «…Хоть убейте меня, хоть на части разрежьте, но чтобы я еще хоть раз делегатом…»
Не надо, однако, думать, что жители Важского уезда умели только посылать ходоков с челобитными в Москву и, повторяя «Суди его бог!», разводить безнадежно руками. Из сорока шести человек, сосланных в Сибирь на вечное поселение после подавления разинского восстания, треть была дворцовыми крестьянами Важского уезда.
В том же 1621 году запись о Шенкурской крепости появляется в дозорных важских писцовых книгах, и это не просто упоминание о том, что она существует, а ее описание. Город был огражден частоколом и рвом, имел четыре воротные и десять глухих башен. На башнях были установлены три полуторные пищали и две скорострельные пушки, предназначенные для стрельбы с крепостной стены, а кроме того, мушкеты, порох, свинец, ядра железные, свинцовые и дюжина стрельцов, вооруженных казенными пищалями. На гостином дворе было уже без малого три десятка лавок с сидельцами и кабак, а на воеводском – съезжая изба и тюрьма. Кроме соборной церкви выстроили еще две, а к ним восемь келий и пять дворов священнослужителей. Посад насчитывал пятьдесят девять дворов. Это был уже не эмбрион города, не погост, а настоящий город с шумной толчеей у торговых лавок, с кривыми грязными переулками, с лаем цепных псов, с пьяными драками стрельцов у дверей кабака, колокольным звоном по праздникам и набатом во время непременных пожаров.
Шенкуряне кроме охраны крепости, крестьянского труда и торговли хлебом занимались тем, что плели сети, неводы, пряли пряжу, вязали чулки и шили рукавицы. Делали они это на продажу, и большей частью всю эту продукцию у них покупала Сибирь. Через посредников, которыми были купцы, к примеру, из Великого Устюга. Им жители Поважья продавали свои неводные сети десятками и сотнями саженей. Промышленники и стрельцы, уходившие в Зауралье, брали с собой кроме наборов с инструментами теплые рукавицы, вязаные чулки и, конечно, сети, чтобы ловить рыбу, которой они в этих безлюдных и суровых местах большей частью и питались.
Все эти сети, чулки и рукавицы были, если так можно сказать, легкой промышленностью, а тяжелой был пушечно-литейный завод, открывшийся в 1644 году в двенадцати верстах от Шенкурска. История не сохранила