жить.
«Доченька моя, ты Избранная. Тебя выбрало серебряное кольцо с печатью. Ты правнучка Генриха Гиммлера…» Да, да, именно того самого
– Ну как ты можешь мамочка, так жестоко шутить. Это же, это же, злодей из злодеев. Это же не человек, а какой-то. О нем и вспоминать противно, а тут на тебе – родственничек. Мамулечка, приснись мне сегодня и скажи, что пошутила- сил плакать уже не было, желания жить тоже. В памяти всплыло откуда-то – грехи отцов до седьмого колена отмаливаются. А я какое колено? Правнучка, значит – бабушка, мама и я. Третье колено. Мне бы в монастырь и молиться. Молиться, не поднимая головы. Как же теперь людям-то в глаза смотреть? Ох, как хорошо я жила раньше!
Листок подрагивал в руках. « Доченька, мы все не без греха. Помолись за упокой его души, да и за мою душу тоже. Я люблю тетя. Помни, ты Избранная. Тебе надо перевезти часы. У тебя есть сто дней и ни мгновением больше. Иначе случится страшное. Я верю в тебя, солнышко. Из всех младенцев рода кольцо с печатью выбрало тебя. Ты справишься, родная моя. Счет времени начался с минуты, когда ты стала читать это письмо. Поспеши, доченька.» И все, на этом письмо заканчивалось. То ли у мамы сил не хватило его дописать, то ли больше писать она и не собиралась. Уже бережно я отложила листок в сторону. Немного посидела, голова гудела, очень хотелось спать. Мысли были туманные, тревожные и отчего-то страшные. О часах, которые надо было перевести, я не думала. Да, какое дело мне до каких-то часов! Я правнучка палача!? Того самого, самого ужасного!? Того самого, который придумал концлагеря, газовые камеры, выращивал элитную нацию, как морковь на грядке: одной длины, цвета и веса! Мне казалось, что если хоть кто-нибудь, не дай бог узнает, чья я правнучка, как меня тут же заключат в ту самую тюрьму, что построили для нацистских преступников. Тюрьма меня не страшила, а вот плевки в лицо и выкрики толпы (почему толпа должна была собраться по этому поводу, я не думала, просто знала, что все люди на земле должны меня презирать и ненавидеть. Этакое коллективное лицо Земли.) я страшилась. Тут мысли перешли на конкретного человека.
– Лялька, подруженька, станешь ли ты со мной дружить, когда узнаешь, чья кровь течет в моем теле, – старая привычка взяла верх над усталостью. Я соскочила и забегала по комнате, умственные способности стали активнее.
– Так, значит никому, ничего говорить не надо. Надо просто перевести часы и все – от простоты решения я опешила.
– А как же кровное родство с нацистским палачом? Из памяти это не сотрешь! – я задумалась
– В конце концов, за все свои двадцать пять лет я не сделала ни одному человеку ничего плохого. Ну, разве Джохе отказала в замужестве, ну еще Никитенко обманула, шефу вру иногда по мелочам – и понеслись воспоминания старых грехов. Все шкафы со скелетами были открыты. Надо признать, нагрешила я не мало. Были случаи, когда после моих журналистских расследований чиновники с постов слетали. Но зато простые люди защиту получали. На время правда, пока новые чиновники