от предыдущего. Через силу затолкав в себя полтора сырника, Катя снова отправилась на работу. Её деятельность была той главной вещью, что помогала ей оставаться наплаву. И вторым фактором являлась Катина недописанная книга. Горелова чувствовала, что пока что не дописала чего-то самого важного. Её произведению пока что недоставало чего-то такого, что было одновременно и простым по своей сути, но и трудноуловимым. Вероятно, это можно было бы уместить в одно-единственное предложение… но оно пока что никак не шло к потерявшей сон авторше.
На самих городских улицах, казалось, повис какой-то немой вопрос. Эти самые дома, что день за днём служили безмолвным экстерьером её пешего пути до издательства, словно бы тоже ждали этого замедлившего со своим приходом ответа. И Катя, шагавшая обезсилевшими ногами по вязкому нерастаявшему снегу, была намерена однажды получить его.
Она снова вошла в здание издательства. Охранник на посту вежливо кивнул литературной редакторше. Горелова чувствовала, что все, кто работал в этом здании и знал её, питали к ней уважение – за её беззаветную преданность профессии. Невзирая на своё плачевное состояние, Екатерина не просто не искала предлогов, чтобы отпроситься с работы, – она даже никогда на неё не опаздывала. Однако сегодняшний день получился для Гореловой особенным. Она совершенно неожиданно оступилась.
Поднявшись на второй этаж, девушка уже подходила к приоткрытой деревянной двери издательского офиса. И тут из помещения организации донеслись голоса Алевтины и Анатолия. Они обсуждали Екатерину.
– Как ты думаешь, Толя, – послышался звонкий голос Алевтины, – почему она не может спать? Она, что, убила кого-то, что ли?
– Да нет… вряд ли… – смятенно произнёс Анатолий. – Хотя… в её жизни по-любому случилось что-то плохое.
Катя не стала открывать дверь: напротив, она её плотно затворила – и прижалась к ней спиной. В эту секунду она не могла смотреть своим коллегам в глаза.
«Да разве обо мне можно подумать, что я способна кого-то убить? – пребывая в отчаянии от только что услышанного, подумала Катя. – Почему они так обо мне думают? Как они могут?!»
И тут Горелова вспомнила один фрагмент из Учения Живой Этики – из книги «Листы Сада Мории. Озарение». В нём говорилось о том, что людям крайне сложно усвоить одну вещь: что воздействие мыслей и поступков намного ближе по своей сути, чем большинство людей себе представляет. К примеру, на человеческое излучение, – на его ауру, – мысль об убийстве и само убийство оказывают идентичное воздействие! Мысль имеет конкретное физическое излучение, которое способно воздействовать на огромных расстояниях. Это настолько же очевидно, как и влияние излучения световых волн. Поэтому уже только замысливший убийство, по сути, убийцею и являлся! И также в Учении говорилось, что этот закон о мысли является общим для всех, – поэтому касается он не только каких-то исключительных индивидуумов, а всех людей без исключения. И это означало, что на уровне восприятия энергетических