не в ее породу, видать, сынишка-то уродился… Так вот, а Казимир-то возьми нашему Тихону и приснись, и говорит «Раде дайте знать»… А где ж мы ее возьмем-то, Раду эту, когда ни слуху, ни духу не было столько времени… – Тришка уже рыдал во весь голос, не скрываясь. Княгиня по-прежнему стояла, не шевелясь, нимало не заботясь о том, что Тришка перебудит весь терем.
– Тут мимо проходил этот, художник, проныра старая, что тебя тогда еще рисовал… Я его признал сразу. Как узнал про наше несчастье, сказал мне, мол, Княгиню во славном стольном граде отыщи. Найди и ей вашу беду передай. Я к нему с вопросами, а он сказал, и был таков. Нет, мы, конечно, слыхали, что Князь в терем Княгиню привел, но и не думали, чтоб ты… Ты, конечно, молодец, дай-то бы Щедрейший каждому такого, мы-то и не гадали…
– Довольно. – Княгиня резко выпрямилась, и Тришка испуганно замолчал. – Никому и нигде больше ни слова, что ты меня тут видел. Даже нашим. Понял? Кто жив остался, вот это раздай – в руки Тришки полетел еще один увесистый кошель, толще первого.– Не поминайте лихом.
Ставень захлопнулся, и в утреннем сумраке слышались только благодарное бормотание Тришки, да первые утренние птахи…
***
Княжий терем горел лихо. Весело, с тресками и снопами искр, рассыпающимися на фоне ночного неба сотнями фейерверков.
Горожане помогали дворовым заливать, как могли, а бабы, стоя в сторонке, судили да рядили, как могло такое горе приключиться. Из обитателей терема никто не пострадал, кроме княжьей семьи. Князь, молодая жена, и двое детей погибли в огне: спальни их милостей загорелись самыми первыми. Толстая повариха предположила, что кто-то из светлейшего семейства изволил оставить незатушенной свечу около полога кровати. Пламя и занялось.
– Жалко детишек-то… – Причитала повариха, – вот как есть жалко. Все она, змея подколодная, кабы не княгиня, жил бы наш господин припеваючи и ныне.
– Да скряга твой господин, – сплюнул сквозь зубы сапожник, отошедший от пожарища напиться воды. – За новые сапоги второй год мне кровные отдать не может… Скряга и есть!
Мнение толпы, как водится, разделилось. Кто-то говорил, что князь, ныне уже покойный, был широкой души человек, и мог подобрать на улице бродягу и привести к себе в дом. А кто-то усмехался, что княгиня при этом лично ходила на базар, выбирать самые дешевые овощи к обеду. Скуп был старикашка, что и говорить, да и не пара ей, молоденькой. Кто-то в очередной раз вспомнил, что поженились они тайно, и появилась княгиня в городе впервые уже брюхатой, но тут же снова переключился на обсуждение более интересующей всех причины пожара.
Никто не заметил, как от толпы тенью отделилась чумазая, вся в саже, цыганка. В мешке за плечами у нее что-то возилось, и даже слышалось, казалось, тихое гусиное гоготание. Цыганка шикнула на мешок, приладила его поудобнее за плечи, и зашагала прочь.
***
Ведьма поселилась под селом недавно. Все знали, что она хороша собой, молода и дика, как рысь. При случайной встрече на большаке так зыркнет, что невольный