о том, что произойдет в воскресенье, Тома, видимо, изменилась в лице, потому что бабушка с недоумением спросила:
– Что произошло?
– Ничего.
Надо постараться загнать это поглубже. Не обращать внимания на винт. Потом, когда бабушка уедет, Тома получит право убиваться хоть бесконечно. Можно лечь в постель, укрыться с головой и делать вид, что спишь, а самой облиться слезами.
***
Съемная квартира выглядела убого. Тома отметила это только теперь, приведя сюда бабушку и оценив обстановку как бы со стороны. Заселяясь, счастливые подруги этого не заметили – глаза застелила пелена эйфории от самого факта переезда «в Москву, в Москву» и предстоящей жизни вместе. «Двушка» всегда казалась темной: окна выходили на северо-восток, и под ними к тому же росли высокие деревья, так что солнце и свет почти не проникали в помещение даже летом.
Комната, в которой разместились Тома и позже Соня, смотрелась вроде бы терпимо, особенно когда в ней прибирали. Но незамыленный взгляд легко «вылавливал» кучу хлама, для вывоза которого потребовался бы целый грузовик, а то и не один. Хозяйка квартиры не желала выбрасывать ничего, начиная с дышавшей на ладан мебели и заканчивая слегка побитым молью советским ковром на стене. Бабушкина квартира – особенно прежняя, времен детства Томы – тоже хранила множество «приветов» из прошлого, но если в ее атмосфере был трогательный налет ретро, то здесь – лишь тоска.
Сразу было решено, что Тома поселится в комнате одна, потому что к ней должна была приехать подруга Соня – она уже тогда поговаривала о переезде. С появлением Сони мало что изменилось: она почти не инициировала беседы с соседками и в основном передвигалась по квартире короткими рывками – до ванной, до входной двери. Большую часть времени проводила лежа.
Кровать Томы разместилась в углу между горой ветхих книг и добротной старой тумбочкой, у которой, правда, покривилась дверца. Заправлять постель с утра Тома не стала. Наполовину вылезшее из пододеяльника одеяло бесформенным комом возвышалось над не слишком чистой простыней.
– Я собираюсь перестелить постель и достать запасную подушку, – объявила Тома, стараясь встать так, чтобы заслонить от бабушки это безобразие – как будто все остальное было безупречно. – Ты сможешь лечь.
– А разве ты не проголодалась после работы?
Бабушка тяжело опустилась в кресло – судя по невнятно-тусклому цвету, ему тоже был не один десяток лет, но, главное, свои функции оно выполняло.
– Я что-нибудь приготовлю, а ты поспи.
– Нет уж, мы договорились, это возьму на себя я. Сижу пять минут и приступаю.
– Не хочешь принять душ?
Полотенце. Надо найти чистое.
– Да, вот это было бы неплохо.
Бабушка сняла и протерла очки. Томе не хотелось думать, что она незаметно разглядывает комнату, каждый ее уголок.
– Симпатичный узор на обоях. – Бабушка удовлетворенно улыбнулась, точно наконец нашла нужные слова.
– Ужасный, – с некоторым облегчением отозвалась