них дошли известия о том, что дела в оккупированной немцами Бельгии идут не так уж плохо, и в октябре 1941 года родители по отдельности вернулись в Бельгию. Из-за расовых законов моя мать не могла поступить в университет, поэтому она пошла в школу моды, изучала женские головные уборы и училась делать шляпы. Мой отец, у которого теперь были деньги, не вернулся в Tungsram, фирму по продаже электроники, где работал до этого, а стал независимым предпринимателем в области радиодеталей в Брюсселе. Они виделись, когда вместе собирались старшие родственники и друзья семьи, но мой отец всегда относился к маме как к ребенку, задирал ее и щипал за щеки. Между ними не было никаких романтических отношений, хотя было ясно, что они нравятся друг другу. Леон не знал, что мама втайне была по уши в него влюблена.
Реальная опасность наступила летом 1942 года, когда эсэсовцы стали устраивать облавы на евреев и депортировать их. Люси, близкая подруга отца и его бывшая коллега из Tungsram, посоветовала ему бежать из Бельгии в Швейцарию. Он купил поддельные документы у бельгийской подпольной организации и начал планировать побег под вымышленным, типично бельгийским именем Леон Десмед. Он поехал не в одиночку: Люси договорилась с Гастоном Бюйном, девятнадцатилетним юношей-христианином, чтобы тот сопровождал его на пути через Францию до швейцарской границы. По непредсказуемому стечению обстоятельств к ним также присоединилась Рене, девятнадцатилетняя девушка, с которой мой отец только что познакомился. Она была бельгийской католичкой, которая влюбилась в отца и хотела бежать вместе с ним. Ее мать недавно умерла, и ей не нравилась женщина, с которой связался ее отец. Такова была невероятная троица, которая вместе двинулась в путь 6 августа 1942 года.
Поездка на поезде в Нанси, где они должны были пересесть на другой поезд, в Белфорт, была очень рискованной. Гастон, настоящий бельгиец с подлинными документами, проносил на себе деньги Леона – купюры были в подплечниках, золотые монеты в носках и ботинках, швейцарские деньги – в сумке с туалетными принадлежностями. Гастон намного больше походил на еврея, нежели Леон, поэтому для отвода глаз он подходил идеально. Было множество проверочных пунктов, на которых эсэсовцы наугад отбирали пассажиров мужского пола и командовали им спустить штаны, чтобы проверить, было ли им сделано обрезание. Гастону приказали опустить штаны. «Извините», – сказал ему эсэсовец и даже не взглянул на отца, сидевшего с ним рядом.
Ночью они добрались до Нанси и заселились в отель. На следующий день в 5:15 утра они сели в поезд до Белфорта, и по дороге туда им устроили еще одну проверку прямо в вагоне. Молодой эсэсовец хотел, чтобы и Гастон, и Леон спустили штаны. В этот раз их спасла Рене, которая стала кокетливо улыбаться молодому солдату, пока он не перешел к другим пассажирам.
В Белфорте было еще опаснее. Множество евреев-беженцев заселились в один и тот же отель, но моего отца спасли его поддельные документы. Ночью немцы устроили облаву в отеле и арестовали всех евреев, кроме Леона Десмеда. (В дневнике