>
Она рыдала.
Слезы ручьями текли по лицу, капали с подбородка, пропитывали одежду. Плакать приходилось тихо. Никто не должен знать о ее горестях.
Потому что никто не поймет.
Обняв руками колени, она уставилась во тьму палатки, молясь давно позабытым богам. Умоляя о прощении. Хотя знала, что не заслуживает его и не сможет заслужить никогда.
Учитывая, что она сделала.
Учитывая, что она создала.
Ее сотрясли рыдания.
– Я ошиблась, – беззвучно произнесла она. – Надо все исправить. Я должна все исправить.
В таком состоянии ее и нашел мужчина: она раскачивалась на месте от душевной боли, вся в слезах.
Он замер на пороге палатки, потом бросился к ней, упал на колени, взял ее дрожащие руки в свои.
– Что случилось, родная? Тебе плохо? Болит где-нибудь?
Она подняла на него глаза, полные слез, и хрипло ответила:
– Я ошиблась.
Он нахмурился:
– В чем ошиблась?
По щекам снова заструились слезы.
– Во всем.
Мужчина не стал скрывать растерянность. Как и страх.
– Ты приболела, – проговорил он. – Скажу Зулике, чтобы пришла и вылечила…
– Нет! – закричала женщина, отдергивая руки, и ее напряжение волной захлестнуло палатку.
Мужчина присел на корточки, разглядывая ее. Повторил тихонько:
– Что случилось?
Женщина долго молчала. А когда наконец ответила, слова вырвались с мучительным скрежетом:
– Зулика убила их. Сломала им шеи одним мановением руки.
Мужчина побледнел:
– Кого?
– Деревенских – всех, кто попался ей на глаза. Всех, кто не так на нее посмотрел. Всех, кто не захотел присоединиться. – Женщина сглотнула. – Все думают, что это сделала я. Но я… – Она покачала головой и прошептала: – Я знала, что она становится сильнее, но такое… Я никогда не думала, что случится нечто подобное. И никогда этого не хотела. Она обещала, что больше не станет ее использовать, особенно после последнего раза, когда она… Когда я…
– В последний раз ты ее остановила, – сказал мужчина утешающе, но твердо. – Не позволила ей убить принца и стражу. Они живы и здоровы.
– Та стражница руку потеряла.
– Потеряла бы больше, если бы ты не сняла с нее магические путы. И наследный принц был бы мертв. – И тихо добавил: – Ты же не так давно сама этого желала. Чтобы стало на одного Валлентиса меньше.
– Я не понимала… – Женщина вновь покачала головой. – Он же просто мальчик… Даже младше Торелла. Я увидела его и… – Она закрыла глаза и повторила: – Он же просто мальчик.
– И все-таки его семья стоит у тебя на пути. И он в том числе.
– Есть много способов занять престол. Способов, которые попутно не причинят вреда никому из моих близких. Я не могу… – Она всхлипнула. – Не могу потерять кого-нибудь еще. Не такой ценой. Она же доведет себя до смерти, если будет и дальше использовать ее во вред. Магия разрушит ее изнутри.
Тщательно подбирая слова, мужчина ответил:
– Не вини себя за действия Зулики. Это ее выбор.
– Ты ошибаешься, Голдрик. Все, что она делает, она делает из-за меня, – ответила женщина, мысленно обратившись внутрь и вспоминая, что случилось лишь несколько часов назад. Хрустящие кости, сломанные шеи, падающие тела – мужчины, женщины, дети, все умерли мгновенно. – Я научила ее всему, что она знает. Это моя вина.
Повисла тяжкая пауза, а потом мужчина – Голдрик – спросил:
– Какие будут приказы, моя королева?
Лишь тогда Тильда Корентин подняла изумрудные глаза и встретила его взгляд, и он, ее лучший друг, ее наиболее доверенный советник, все понял без слов еще до того, как она прошептала ответ. До того, как она попросила его о помощи.
И тогда, склонив друг к другу головы, они придумали план.
Наши дни
Глава первая
Кива Корентин горела.
Пламя опаляло ее, и кровь закипала в венах, и она стонала, и брыкалась, и отбивалась от рук, которые удерживали ее на месте.
– Она вся горит, – раздался грубый мужской голос. – Дай ей воды.
Киву захлестнула вонь рвоты, такая близкая, что она поняла – это ее собственная рвота, и ее вновь затошнило.
Она была больна.
Нет – не больна.
Где-то в глубине души она знала, что страдает не от болезни.
На нее обрушился вихрь воспоминаний: голубые с золотом глаза, зацелованные губы, жуткие тени и битое стекло, карамельная пыльца и железные решетки. Но затем воспоминания рассеялись, образы ушли из памяти, и остался лишь чистый жар, составляющий самую ее суть.
– Боги, какой кошмар, – раздался полный отвращения женский голос.
Меж