простите?
– Когда я снова окажусь в твоих краях… – она заглянула в свой планшет, будто сверялась с расписанием, – я заскочу к тебе и проверю, здесь ты или нет. И если ты всё ещё будешь здесь, для тебя найдётся местечко в автобусе, – вдруг ты захочешь присоединиться к нам. Что скажешь?
Я была бесконечно тронута её заботой.
– Хорошо. Спасибо! Но вы зря переживаете.
Джилл кивнула.
– До свидания, Френсис Рипли, – сказала она. И повернулась к автобусу.
Я помахала рукой.
Но прежде чем исчезнуть в недрах этой развалюхи, она спустилась с подножки и подошла ко мне.
К моему удивлению, она вложила мне в руку стеклянную бутылку.
– Выпей, когда придёшь домой, – посоветовала она. – Это снотворное для мёртвых. Ты проснёшься, когда кто-то войдёт в твой дом. А пока ты ждёшь, тебе хотя бы не придётся страдать от одиночества.
Её лицо выражало искреннее сочувствие и мягкую, едва уловимую нежность, словно отзвук полузабытого прошлого.
Она отвернулась, и через несколько мгновений дверь со стороны водителя захлопнулась за ней с тяжёлым стоном.
И самый необычный автобус в мире, накренясь, продолжил свой неспешный ход прочь из Клиффстоунса.
Я помахала детям в окнах, и они помахали мне в ответ.
Прежде чем автобус исчез из виду, одна из его ржавых боковых панелей свалилась на землю.
Кошмарная мысль пришла мне в голову.
– Джилл! – закричала я. – Джилл!
Её тяжёлый вздох был слышен даже на таком расстоянии.
– Что ещё?
– Джилл, мой труп будет разлагаться? От меня тоже будут отваливаться части тела? Я буду… гнить?
Лысые колёса сделали несколько мучительных оборотов прежде, чем я наконец услышала её ответ:
– Нет, не будешь. Но твои воспоминания могут превратиться в труху.
18
Вечером
Победой я наслаждалась недолго. А что, если Джилл права? Что, если моя семья никогда не вернётся? Что я тогда буду делать?
Из-за этого барьера для трупов я не смогу попасть куда хочу. А, как я уже убедилась, мои пальцы не работают, перелистывать страницы книги или нажимать на пульт телевизора не получится. С другими мёртвыми детьми, которые могли бы стать моими друзьями, я только что распрощалась; этот автобус, так сказать, ушёл – в прямом смысле.
Мне вспомнились последние слова Джилл. Что она имела в виду, когда сказала «твои воспоминания могут превратиться в труху»?
Неужели она хотела сказать, что я забуду свою семью? Я забуду… нас?
Голова пошла кругом. Я на секунду прикрыла глаза, чувствуя себя так, будто стою на краю громадной зловещей пропасти. Но возмущение, словно упрямый росток, всё же пробило себе дорогу. Конечно же, я их не забуду! Джилл сморозила ерунду. В конце концов, откуда ей знать? Всю свою загробную жизнь она провела в тесном кузове автобуса с кучей визжащих детей, за которыми ей надо присматривать. Если уж говорить о проблемах, то начнём с неё!
К тому же как я могу что-то