так и для их семьи.
Дэйв знал, что у Хамады был опыт работы со всеми типами известных аномалий мозга. Изучал пациентов как с физическими, так и с химическими расстройствами – даже жертв насилия. Дэйв не сомневался, что Хамада хорошо разбирался в пациентах с сильными травмами, а также в том, что в какой-то момент тот увлекся некоторыми второстепенными науками о психике.
Но в чем он сомневался – и даже очень сильно,– так это в том, что этот добрый доктор когда-либо видел что-либо похожее на Генри. И хоть Хамада никогда не говорил о «даре» Генри, Дэйв полагал, что сегодня это изменится. Он ценил осторожность доктора, но ему не терпелось узнать профессиональное мнение о том, что происходит с мальчиком, услышать теорию о призраке, бродящем по коридорам разума Генри, который проник в мысли Дэйва и Мэри и жил с ними последние полгода.
Хамада закрыл дверь кабинета, когда Дэйв и Мэри опустились на большую кушетку в другом конце комнаты от минималистичного стола, прислоненного к увешанной дипломами стене.
– Мистер и миссис Торн, я так рад, что вы пришли,– сказал Хамада, присев на краешек жесткого кожаного кресла рядом с диваном. Его седые волосы были коротко подстрижены, льняной костюм отутюжен, но свободно сидел на худощавом теле.– Я решил, пришло время поговорить нам с глазу на глаз о прогрессе Генри. Пожалуйста, помните, что вы можете рассказать всё Генри, если захотите. Очень важно общаться друг с другом открыто. Думаю, Генри это пойдет на пользу.
Дэйв ничего не сказал, он не любил тянуть кота за яйца, как говаривала его мать. Мэри стряхнула невидимую пылинку со своей идеально отглаженной юбки, ее спина была напряжена, а лицо непроницаемо.
Хамада продолжил:
– Мы добились большого прогресса, и можно с уверенностью сказать, что Генри – особенный. Тем не менее, я подумал, будет разумно обсудить его… – Хамада нервно рассмеялся, покачав головой,– то, что делает Генри уникальным. То, о чем вы, наверное, уже знаете.
Дэйв чувствовал, что Мэри готова вмешаться, и надеялся, что она не станет кричать. Ее забота о Генри – материнский инстинкт защищать – оказалась необузданной. Однако Дэйв любил ее за это. Она стала замечательной матерью, когда у нее появился шанс.
– Мы ничего не знаем, доктор,– сказала она.– Он всего лишь маленький мальчик. Ребенок. Надо быть осторожными. Вы не согласны?
– Конечно, миссис Торн,– ответил Хамада.– Мы все хотим для Генри лучшего. Поэтому я и хотел обсудить с вами его…
Врач ненадолго замялся.
– Назовем это даром,– решил он наконец так, словно скидывал камень с плеч.– В любом случае, так вы намного легче воспримете то, что я вам покажу.
– Покажете? – поднял глаза Дэйв.
– Да. Если позволите.
Хамада встал, обошел кофейный столик и направился к большому дубовому шкафу. Он открыл дверцы, чтобы все увидели телевизор, видеопроигрыватель и небольшую стопку подписанных кассет. Хамада включил телевизор и вставил кассету в аппарат. Потом взял маленький пульт, нажал на кнопку и отошел в сторону.