– Проговорил он внятно. – Сонечка…
– Я здесь! – Потянулась к нему обрадованная царевна под недовольными взглядами бояр. (Интересно, куда делся патриарх? Только что здесь был).
– Сонечка, – голос Федора был еле слышен, и ей приходилось напряженно прислушиваться, чтобы разобрать слова, – в кабинете лежат мои записи… мои планы по переустройству… Руси… Ты их возьми…
– Все сделаю, братец, как ты говоришь.
На его щеку упала соленая капля и, не задерживаясь, стекла к уху.
– Не плачь, сестричка… Prista juvent alois, ego me nunc denique natum Gratulor («Предоставляю другим восторгаться добрым старым временем, лично же я поздравляю себя с тем, что родился именно теперь…») …
Ворохнулись бояре, в изумлении глядя друг на друга: виданное ли дело – вместо того, чтобы, готовясь к встрече с Богом, читать молитвы, царь твердит что-то на басурманском языке! Вот она, прелесть иезуитских монахов во главе с покойным Сенькой Полоцким! Гнать надо из города его последователей, пока иноземная зараза не утвердилась в умах москвичей!
Одна из старух приживалок, которыми кишел дворец, забывшись от любопытства, сунулась поближе к царскому одру. Услышав латынь, она мелко закрестилась, бормоча молитву. В ответ боярин Григорий Ромодановский так пихнул ее в бок, что старушка то ли ойкнула, то ли хрюкнула, и быстро шмыгнула прочь из комнаты.
Снова воцарилось молчание, прерываемое бредом умирающего.
Глубокой ночью 7 мая 1682 года Божиею милостию Царь и Великий Князь, всея Великия и Малыя и Белыя Росии Самодержец, Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский, Царь Казанский, Царь Астраханский, Царь Сибирский, Государь Псковский и Великий князь Смоленский, Тверский, Югорский, Пермский, Вятцкий, Болгарский и иных, Государь и Великий князь Новагорода Низовские земли, Черниговский, Резанский, Ростовский, Ярославский, Белоозерский, Удорский, Обдорский, Кондинский и всея Северныя страны Повелитель, и Государь Иверские земли, Карталинских и Грузинских царей, и Кабардинские земли, Черкасских и Горских князей, и иных многих государств и земель, восточных, и западных, и северных отчич, и дедич, и наследник, и Государь и Обладатель Федор Алексеевич скончался в своей постели на двадцатом году жизни, так и не оставив никаких распоряжений о наследовании трона.
В рассветной тиши трижды прогудел большой колокол, возвещая напуганным москвичам о постигшей их утрате.
Глава 2. Царь умер! Да здравствует – кто?
Не успел Федор Алексеевич отойти в мир иной, как с разрешения патриарха было созвано расширенное заседание Думы для определения дальнейшей судьбы государства. Почивший царь не огласил своей воли, и Нарышкины настаивали на срочном решении вопроса о престолонаследовании. Все, кто имел хоть какое-то право находиться в палате, – бояре, окольничие, думные дворяне и дьяки, – расселись по лавкам или прижались к стенам. Никто не мог сказать, чем кончится это сборище.
В Грановитой палате было душно и смрадно. Бояре и окольничие