Максим Горький

На дне. Избранное (сборник)


Скачать книгу

обнажая два ряда ровных белых зубов. Поднятые кверху брови, изогнутые морщинки на высоком лбу, руки, которыми он охватил колени, – вся его неподвижная, внимательная поза подогревала меня, и я старался как можно внятнее и образнее рассказать ему грустную историю Сысойки и Пилы.

      Наконец я устал и закрыл книгу.

      – Всё уж? – шепотом спросил меня Коновалов.

      – Меньше половины…

      – Всю вслух прочитаешь?

      – Изволь.

      – Эх! – Он схватил себя за голову и закачался, сидя на ларе. Ему что-то хотелось сказать, он открывал и закрывал рот, вздыхая, как мехи, и для чего-то защурил глаза. Я не ожидал такого эффекта и не понимал его значения.

      – Как ты это читаешь! – шепотом заговорил он. – На разные голоса… Как живые все они… Апроська! Пила… дураки какие! Смешно мне было слушать… А дальше что? Куда они поедут? Господи боже! Ведь это всё правда. Ведь это как есть настоящие люди… всамделишные мужики… И совсем как живые и голоса и рожи… Слушай, Максим! Посадим печь – читай дальше!

      Мы посадили печь, приготовили другую, и снова час и сорок минут я читал книгу. Потом опять пауза – печь испекла, вынули хлебы, посадили другие, замесили еще тесто, поставили еще опару… Всё это делалось с лихорадочной быстротой и почти молча.

      Коновалов, нахмурив брови, изредка кратко бросал мне односложные приказания и торопился, торопился…

      К утру мы кончили книгу, я чувствовал, что язык у меня одеревенел.

      Сидя верхом на мешке муки, Коновалов смотрел мне в лицо странными глазами и молчал, упершись руками в колени…

      – Хорошо? – спросил я.

      Он замотал головой, жмуря глаза, и опять-таки почему-то шепотом заговорил:

      – Кто же это сочинил? – В глазах его светилось неизъяснимое словами изумление, и лицо вдруг вспыхнуло горячим чувством.

      Я рассказал, кто написал книгу.

      – Ну – человек он! Как хватил! А? Даже ужасно. За сердце берет – вот до чего живо. Что же он, сочинитель, что ему за это было?

      – То есть как?

      – Ну, например, дали ему награду или что там?

      – А за что ему нужно дать награду? – спросил я.

      – Как за что? Книга… вроде как бы акт полицейский. Сейчас ее читают… судят: Пила, Сысойка… какие же это люди? Жалко их станет всем… Народ темный. Какая у них жизнь? Ну, и…

      – И – что?

      Коновалов смущенно посмотрел на меня и робко заявил:

      – Какое-нибудь распоряжение должно выйти. Люди ведь, нужно их поддержать.

      В ответ на это я прочитал ему целую лекцию… Но – увы! – она не произвела того впечатления, на которое я рассчитывал.

      Коновалов задумался, поник головой, закачался всем корпусом и стал вздыхать, ни словом не мешая мне говорить. Я устал наконец, замолчал.

      Коновалов поднял голову и грустно посмотрел на меня.

      – Так ему, значит, ничего и не дали? – спросил он.

      – Кому? – осведомился я, позабыв о Решетникове.

      – Сочинителю-то?

      Я не ответил ему, чувствуя раздражение против слушателя,