кулинарной обработки. ГИ отварного картофеля выше, чем жареного. ГИ переваренных каш искусственно завышается.
4. Температура пищи. Например, замороженные фруктовые десерты имеют более низкий ГИ, чем те же фрукты в натуральном виде.
Поднимаю глаза от экрана. Чем мне кормить дочь? Чечевицей и шоколадом? А как же то, что диабетикам нельзя есть сахар? Это слишком сложно! Я не понимаю, а главное – не хочу понимать. Решительно убираю телефон и возвращаюсь взглядом к трубке капельницы. Пока эта проблема не стоит. Будет день – будет и пища, а какая именно – покажет время.
Глава 4
Еду домой на ночь. Там Женька. Клавдия Анатольевна говорит, что он ужасно воспринял мамино отсутствие и плохо пьет из бутылки. Сейчас она пришла в уже привычную реанимацию, а я – домой. У меня еще сын и дочь. Отгулы Клавдии Анатольевне не дали, и она договорилась, что пребывание в реанимации будет засчитываться как библиотечные дни. Тем более, что там вполне можно сидеть и читать, а по тишине никакая библиотека не сравнится с Даниной палатой.
Свекровь сразу основательно окопалась: достала игрушки для Даны, корвалол для себя и записную книжку для студенческих курсовых.
– «Совесть в художественном мире Толстого…» – забормотала Клавдия Анатольевна, осторожно отодвигая окровавленное одеяло. – Не звучит. «Суд и совесть в художественном мире Толстого». Нет, тут они такого понапишут! «Суд и совесть в “Анне Карениной”». Вот как! Еще можно «Суд человеческий и суд божий». Или «Убийство и святость у Лескова».
Она застрочила карандашом по бумаге. Я молча смотрела на то, как черные буквы пятнают белую простыню листа.
– Посмотреть, сколько убийств совершает главный герой в «Очарованном страннике». При этом внутри текста он воспринимается как святой…
Иногда свекровь кажется мне каким-то отдельным существом – не человеческой, совершенно иной природы. И дело не в том, что взгляд невестки на свекровь не отличается объективностью. Просто Клавдия Анатольевна порой бывает непонятной обычному нормальному человеку.
На этом фоне мамин звонок с традиционным вопросом «Ну как?» воспринимается приятно понятным.
– Доктор сказал быть готовой ко всему, – спокойно говорю я. Успокоительные таблетки все-таки подействовали. Мысли в голове ворочаются медленно, застывая мухами в янтаре. – Сейчас иду к Женьке. Завтра позвоню.
Дома ожесточенно тру мочалкой тело. Говорят, вода смывает всё плохое, оставляя хорошее. В этом случае изнутри я уже чистая, до скрипа отмытая слезами, осталось смыть грязь снаружи.
Прикладываю сына к груди, стеклянным взглядом уставившись в стену напротив.
– А-а-а… – Женя орет. Его огромные глаза, предмет зависти всех мам в роддоме, опухли до неузнаваемости. Он отчаянно крутит головой и кусается беззубыми челюстями.
– Женюшка, что? – все-таки успокоительное ужасно ненадежно. Стоит произойти чему-то по-настоящему важному, как оно тут же складывает лапки. – Кушай, маленький… Да что же это такое!
Я