было не разглядеть. Темно. Мне показалось, она завернула за угол и сбежала. А позже мне какой-то лавочник рассказывал, будто бы она обернулась попугаем и улетела. Попугай укусил какого-то малыша, и малыш через два часа умер. И священник ничего поделать не мог. Тут даже священник бессилен.
– Эти аборигены – точно умственно отсталые дети, – сказал немец.
После того, как они поели и их попутчик проследовал на служебном автомобиле вниз по склону к железной дороге на Манилу, Шкип спросил:
– Знаешь этого мужика?
– Нет, – ответил Эдди. – Так ты правда думаешь, что он немец?
– Думаю, он иностранец. И вообще странный какой-то.
– Он встречался с полковником, а теперь вот уезжает.
– С полковником – когда это?
– И ведь что характерно, так и не представился.
– А ты спрашивал у него, как его зовут?
– Нет. А как он сам себя зовёт?
– Не спрашивал.
– Он так и не сказал об оплате. Я заплачу. – Эдди посоветовался о чём-то с полной филиппинкой – Шкип решил, что это и есть госпожа Павезе, – и вернулся со словами: – Дай-ка я возьму фруктов на будущий завтрак.
Сэндс сказал:
– Да, понимаю, манго и бананы в это время года особенно хороши. Как и все тропические фрукты.
– Это шутка такая?
– Да, я пошутил.
Они вошли под низкий тент из лоскутов брезента, покрывающий рынок, и окунулись в облако ароматов тухлого мяса и гнилых овощей. За ними, волоча тела по утоптанному земляному полу, ковыляли невероятно обезображенные и изувеченные попрошайки. Подбежали к ним и дети, но нищие на тележках или на культяпках в самодельной обувке из кокосовых скорлупок, исполосованные шрамами, слепые и беззубые, набросились на детей, стали колотить их клюками или обрубками конечностей, шипеть и осыпать бранью. Агинальдо вытащил табельный пистолет, прицелился по беснующейся куче-мале, и они отступили единым фронтом – видимо, сдались. Он коротко поторговался со старушкой, которая продавала папайю, и они вернулись на улицу.
Эдди подвёз Сэндса на своём «мерседесе» обратно до «Дель-Монте». До сей поры между ними не произошло ничего значимого. Сэндс удержался от вопроса, был ли в их встрече какой-нибудь толк. Эдди вошёл вместе с ним в здание, но лишь после того, как открыл багажник и вынул что-то тяжёлое и продолговатое, завёрнутое в бумагу и перевязанное бечёвкой.
– Тут кое-что для тебя есть. Прощальный подарок.
По настоянию майора они снова сели на заднее сиденье – обитое кожей и покрытое белой когда-то простынёй, которая уже совсем посерела.
Эдди уложил свёрток на колени и распаковал десантный карабин М1 с откидным металлическим прикладом. Деревянное цевье ствола было отполировано и покрыто изысканной гравировкой. Он протянул оружие Шкипу.
Сэндс повертел его в руках. Эдди поводил над гравировкой карманным фонариком.
– Это замечательно, Эдди. Фантастически тонкая работа. Я очень благодарен!
– Ремень из кожи.
– Да. Вижу.
– Весьма добротный.
– Я польщён и правда очень благодарен, –