арахисовую пасту, варенье и суп «Кэмпбелл» прямо из банки.
– Давай-ка я помидорчик разрежу.
– Я только что поел. Мне уже не хочется.
– Овощи надо кушать, овощи – они полезные.
– Так вон в супе овощи есть. Он ведь и называется «Суп овощной».
– Ты не убегай. Я поговорить с тобой хочу. Когда у тебя летние каникулы начинаются?
– Сегодня был последний день уроков.
– Так приходи тогда работать на ферме.
– Ну не знаю.
– Не знает он, ты смотри! Как денюжки тратить, так всё он знает, а как заработать хоть чего-нибудь, так не знает он, ишь какой!
– Я подумывал про военную службу. Может, в армию пойду.
– Когда? Сейчас?
– Мне уже семнадцать.
– Семнадцать лет – ума нет.
– Биллу-младшему тоже семнадцать было. Ты за него подписалась.
– Полагаю, это ему не во вред пошло.
– Он, кстати, звонил сегодня.
– Звонил? Что рассказывал?
– Ничего особенного. Он в Гонолулу.
– Ни разу от него ни гроша не видела. Правда, не то чтобы я хоть раз об этом просила.
– Если попаду в армию, буду присылать тебе понемногу.
– Ну, разок-другой он отправлял кое-какие денюжки. Не регулярно. Но в последнее время – нет. А попросить я у него не могу – гордыня душит.
– Каждый расчётный день буду присылать понемногу. Клянусь, – пообещал Джеймс.
– Это ты уж сам решай.
– Так, значит, ты за меня подпишешься?
Она не ответила. Джеймс взял вилку и отправил в рот дольку помидора.
– Ты мне отправляй конверт каждый месяц, а я буду в нём деньги назад посылать.
– А с вербовщиками-то ты уже говорил?
– Поговорю.
– Когда?
– Поговорю.
– Когда поговоришь-то?
– В понедельник.
– Если в понедельник к вечеру у тебя будут документы и ты сможешь указать мне веские причины для службы, то я, может, и подпишусь. Но если ты только мечтаешь, тогда во вторник лучше просыпайся да езжай вместе со мной на ферму. Телефон у нас снова на линии, а за квартиру дай-то бог, чтобы было чем заплатить. Где же Беррис?
– Придёт, как проголодается.
– Он у нас вечно голодный, – вздохнула мать и принялась по второму разу твердить всё то же самое, потому что не говорить обо всём об этом она просто не могла.
Мать не умела молчать. Всё время читала Библию. Она была слишком старой, чтобы быть его матерью, слишком уставшей от жизни и слишком недалёкой.
Билл Хьюстон удовлетворённо смаковал пиво, но с определённого момента оно перестало лезть ему в горло. Эта забегаловка, по всей видимости, стояла фасадом к западу, потому что через открытую дверь помещение заливало светом жгучее солнце.
Кондиционер тут отсутствовал, но в заведениях, в которых он пил, это было делом привычным. Кабак как кабак, что уж тут.
Он вернулся из туалета, а Кинни всё допытывался у пляжного босяка:
– Так что ты там натворил-то? Ну-ка признавайся