Лисимаха за шею.
Лисимах обнял его, плача. Мальчик не противился: Геракл допускает такие слезы. Как хорошо иметь то, что может доставить радость другому! Александр ни в чем не солгал: он действительно любил Лисимаха и, как сын, готов был отвести от него беду. Если бы Лисимах пришел к нему, как Феникс к Ахиллу, Александр выполнил бы его просьбу: вывел бы греков сражаться, выбрав первый жребий – никогда не увидеть больше дорогое отечество, не дожить до старости. Все это было правдой, принесшей обоим счастье. И зачем тогда уточнять, что, дав согласие, Александр сделал бы это не ради Феникса?
Он совершил бы это во имя непреходящей славы.
Огромный город Олинф на северо-восточном побережье покорился Филиппу: сначала его золоту, потом – солдатам.
Жители Олинфа косо смотрели на растущую мощь царя. В течение многих лет горожане укрывали двух его сводных братьев, бастардов, претендовавших на трон; олинфяне стравливали Филиппа и афинян всякий раз, когда им это было на руку, и потом заключали союз с Афинами.
Сперва Филипп позаботился о том, чтобы подкупленные им горожане разбогатели и их богатство было на виду. Его влияние усиливалось. На юге Эвбеи он подстрекал бунты, чтобы отвлечь афинян, и тем временем сам продолжал вести переговоры с Олинфом, выторговывая условия мирного договора и исподволь распространяя свое влияние.
Проделав все это, Филипп послал ультиматум. Горожане должны будут принять сторону либо царя, либо его братьев. Если Олинф покорится, родственники Филиппа смогут уйти с охранной грамотой; без сомнения, их союзники-афиняне позаботятся о них.
Вопреки предположениям Филиппа, Собрание проголосовало за то, чтобы держаться до конца. Сопротивление Олинфа дорого обошлось Филиппу. Его люди ухитрились проиграть пару сражений, прежде чем ему открыли ворота.
Филипп рассудил, что это наиболее подходящий случай дать урок всем, кто осмелится перечить ему. Пусть Олинф станет примером. Бунтовщики-братья умерли на копьях гетайров. Вскоре через Грецию потянулись вереницы закованных в цепи рабов, отданных торговцам-посредникам или героям, которых следовало вознаградить за заслуги. Города, которые с незапамятных времен привыкли видеть, как фракийцы, эфиопы или широкоскулые скифы выполняют всю тяжелую работу, с возмущением смотрели на греков, тащившихся с ношей под ударами бича, и на греческих девушек, продаваемых в публичные дома на открытых рынках. Голос Демосфена призывал всех, кому дорога честь, сплотиться перед нашествием варвара.
Македонские мальчики видели эти унылые конвои, видели вопящих детей, которые волочились в пыли, цепляясь за материнский подол. Так выглядит поражение, говорили эти вопли, отдающиеся в тысячелетиях; избегайте его.
У подножия горы Олимп на берегу моря стоял город Дион, священная скамья для ног Зевса Олимпийского. Здесь, в благословенном месяце бога, Филипп устроил посвященные победе празднества, превосходящие роскошью торжества Архелая. Знаменитые гости прибыли