не знаем истинных мотивов, – Глория решила не давить, обняла Эву за талию, и они вышли из лифта.
– Тетя была такой глупой? – Эва остановилась, вынуждая остановиться и Глорию. – Она не подумала о том, что если убьет, то ее посадят?
– Сложно сказать, что у нее было в тот момент в голове, но факт остается фактом, она убила мужа и жену Рейнальдо, а также выколола глаз твоему отцу, – напомнила Глория.
– Мама, почему ее выпускают? Она же опасна, – Эва открыла дверь машины.
– Она очень опасна, – согласилась с ней Глория и села за руль. – Я даже не знаю, что она сделает, когда узнает о Санти.
– Санти? – Эва повернулась к матери и взяла очки с полочки, – кто такой Санти?
Глория чертыхнулась про себя и завела машину, они выехали со стоянки.
– Кто такой Санти, мама, – Эва смотрела на нее.
Заходящее солнце светило так ярко, вынуждая их жмуриться и надеть очки…
…Свет чуть не ослепил ее, ветер мгновенно забрался под полы рубашки. Она зажмурилась и дышала, впервые за многие годы дышала полной грудью не в состоянии сделать и шага. Двадцать лет она не была на улице, не видела других людей. Ее словно выпустили из склепа, в котором похоронили заживо.
– Иди, сеньора, – незнакомый голос подталкивал ее вперед, а она боялась сделать шаг, боялась проснуться, ведь это был просто сон.
Может сумасшествие? И она сейчас находилась в камере, и все это ей просто мерещилось?
– Иди, за тобой приехали, – ее подтолкнули в спину, вынуждая сделать шаг.
Приехали, за ней приехали? Кто? Оливия растерянно обернулась. Позади нее стоял надзиратель. Наблюдая за ней, он закурил и отошел в сторону. Непозволительная роскошь – свобода. Она уже и не помнила это ощущение. Она могла идти туда, куда хотела. Ей не нужно было спрашивать разрешения, просить, умолять, она могла просто делать все.
Что она хотела? Оливия прижала сверток к груди. Ветер напомнил о себе – хвост волос хлестал по лицу, но это была приятная боль, практически забытая, но мгновенно восстановленная в памяти. Она подняла руку и сдернула резинку. Свобода! Волосы рассыпались по ее плечам, ветер тут же подхватил их, он игрался, бросая их ей в лицо, а она улыбалась, чувствуя соль.
Оливия не сразу поняла, что плачет, что слезы молча катились по ее щекам, беззвучно, безропотно. Все расплывалось перед глазами, ноги не слушались, они дрожали, стоя на твердой земле.
– Иди, – услышала она позади себя голос надзирателя. – Ждут тебя. Не за всеми приезжают, а за тобой приехали, сеньора.
Сеньора. Оливия вздрогнула. Это слово зазвучало совсем по-другому. Уже не язвительно, без издевки. Приехали! Она наконец-то поняла то, что он говорил. Приехали. Оливия подняла ногу и сделала шаг, один, другой. Она покинула территорию тюрьмы, и ворота захлопнулись за ней. Вот она – свобода. Оливия убрала волосы с лица. Осматриваясь, она с непривычки щурилась, сердце защемило, на миг остановилась, стоило ей увидеть его.
Молодой человек сидел на капоте в темных очках и курил. Ее глаза наполнились слезами, она выронила сверток