мои матросики сами подожгут, да сами и потушат. В огне учу новобранцев, милорд. Оттого и флот наш победоносен.
И Орлов приготовился покинуть докучливого англичанина, но тот с вечной насмешливой своей улыбкой уже протягивал ему пакет:
– Осмелюсь передать вам это.
Орлов вопросительно взглянул на англичанина.
– К сожалению, граф, мне не велено открыть имя таинственного отправителя. – И добавил лукаво: – Но я проделал путь из Венеции в Ливорно только чтобы выполнить это поручение. Отсюда вы можете заключить, что отправитель… – И Монтегю улыбнулся.
– Женщина, – засмеялся Орлов.
– И поверьте, прекрасная! Ваши успехи у дам заставляют меня с трепетом передавать вам ее письмо. Но что делать – желание повелительницы… – Он вздохнул, и опять было непонятно, издевается он или говорит всерьез. – Да, граф, страсти движут миром – они заставляют одного трястись по пыльной дороге из Венеции в Ливорно, другого жечь корабли. Засим разрешите откланяться.
– Передайте таинственной даме… – начал было граф.
– Сожалею, но вряд ли ее увижу. Я возвращаюсь в Венецию лишь затем, чтобы на рассвете отправиться на свой возлюбленный Восток. Пора! Засиделся в Италии. Все против, и особенно мать. Как все немолодые холостяки, я до сих пор ее слушаюсь. (Его мать, леди Мэри, была одной из знаменитейших писательниц века.) Прощайте. Мои лучшие пожелания в Петербурге другу моему графу Никите Панину. Мы с ним дружили, когда он был послом в Стокгольме. Мудрейший человек..
Хитрый англичанин, конечно, знал, что Панин принадлежал дворцовой партии, много сделавшей для падения Орловых. Орлов оценил укол.
– Завидую людям, у которых нежные матери, – сказал граф. – О заботливости матери вашего друга Панина ходили легенды. Каждый вечер она обращалась к Богу с одной молитвой: «Господи, отними все у всех. И отдай моим сыновьям».
Граф раскланялся и пошел к начинавшей терять терпение поэтессе. Он помог ей спуститься в шлюпку.
На адмиральском судне «Три иерарха» графа встретил контр-адмирал Грейг.
Зарядили пушку. Граф скомандовал. И очередной снаряд поразил горящий «Гром».
– Шлюпку на воду— спасать несчастных «турок», – распорядился граф.
– Жаль, что фрегат спасти невозможно, – усмехнулся Грейг.
– Отпишите в Петербург: «Сгорел во время учений».
Объятый огнем «Гром» погружался в море.
Оставив поэтессу на корме читать Гомера, Орлов удалился в каюту.
В каюте он вскрыл объемистое послание.
– Проклятие! Здесь по-французски, – пробормотал граф, вынимая многочисленные листы.
Поразительно! Граф не знал французского. И это при том, что высшее русское общество разговаривало только по-французски.
Но граф, выучивший немецкий и итальянский, учить французский отказался. Французский двор был главным врагом России. И в этом нежелании был как бы вызов, патриотизм графа.
Граф перелистал непонятные бумаги. Посмотрел на