меня у ворот семейного дома, словно хотел поскорее убраться из этой обители роскоши назад, в реальный мир. Войдя в передний двор Лодердейлов, я не удивилась винегрету отборных кустовых роз, что цвели даже в сентябре, но удивилась, что папина машина стояла у крыльца. Обычно отец выезжал из дома ни свет ни заря и возвращался в преддверии сумерек, а порой и за полночь. Издержки больших денег – кому-то надо постоянно их зарабатывать.
Но сегодня не простой день и присутствие папиного «майбаха» в уютной обстановке дома лишний раз об этом напоминало. Годовщина исчезновения Джонатана тяжёлой вуалью ложилась на каждого из нас, и даже всегда собранный, бесчувственный в бизнесе отец поддавался эмоциям. Если мама каждый год пятнадцатого сентября укладывалась в постель и не выходила минимум три дня, то папа отменял все встречи, оставлял дела на заместителей и вёз свои чувства в родной дом. В таком настроении за мамой нужен был глаз да глаз, а Констанс не отличалась орлиным зрением.
Я поднялась по ступеням и открыла дверь своим ключом, пропустив вперёд стыд. У некоторых балтиморцев не было дома, а у меня целых три. Изящный особняк в Хэмпдене, модная квартира в Грейсленд Парке и временное прибежище в не менее модной берлоге Марка. И никакое участие мамы в благотворительности не окупало того факта, что Лодердейлы вытянули счастливый билет, тогда как большая часть города потратилась на билет и проигралась.
Роджер Лодердейл, инвестиционный банкир и миллионер в первом поколении, любимчик публики и заядлый гость бизнес-раздела местных газет, любил деньги чуть ли не сильнее собственной семьи. Он не счастливый потомок богачей и не выходец высокопарных сословий. На его роду не нарисованы значки долларов, а путь его не пролегал по красным ковровым дорожкам, что раскидывают к ногам жадных до богатств потомков.
Роджер Лодердейл прокладывал свою дорожку сам и никогда не шёл по головам, хотя едва ли перед ним расступались. Его называли «набобом» и «нуворишем», королём финансов и просто везунчиком. Они с мамой жили в однокомнатной квартирке в Бруклин Парке, которая ходила ходуном от мчащихся мимо поездов. Там не витал шлейф французского парфюма и чай не звенел о хрупкие стенки китайского фарфора. Не верится, но когда-то Лодердейлы жили по ту сторону Хэмпдена, за чертой достатка и на границе бедности.
Пока отец не закончил бизнес-школу при университете Хопкинса – того самого, которым теперь заведовал мистер МакКалистер, обосновавшийся по соседству. Их жизнь круто переменилась, когда Роджер Лодердейл получил пять отказов о найме в местных банках, после чего блеснул смекалкой перед директором «Сан Траст» и за первые же полгода привлёк трёх крупных клиентов Балтимора в копилку компании.
За считанные месяцы отец получил повышение до финансового аналитика, и стал ценным активом для фирмы, но сидеть на среднячковой должности, пусть и с обещанными перспективами он не хотел. Против него выступали большие шишки в широких галстуках и с набитыми финансами портфелями,