горелой шерсти, мяса, костей. И ещё был запах чего-то незнакомого, химического, едкого, отчего слезились глаза.
Над низким тёмно-красным огнём медленно поднимался дым – чёрный, жирный и тяжёлый, разнося вокруг удушливую обморочную вонь. С десяток солдат и рабочих с черными от копоти лицами подбрасывали в огонь сухой валежник, сыпали в него вёдрами древесный уголь, потом сырые берёзовые дрова. В огонь бросали куски крупно рубленого мяса. Поливали огонь керосином и ещё какой-то жидкостью из керамических кувшинов. От неё огонь вспыхивал, и, словно шаровая молния, взрывался белым и жарким, так что больно было на него смотреть.
Командовал здесь высокий рабочий с длинными темными патлами до плеч. В нём признали известного Петьку Ермакова, большевицкого комиссара из Верх-Исетска.
Мужики всё никак не могли понять, что же такое ермаковцы жгут или пережигают, да ещё под такой плотной охраной. Как вдруг один из них едва не свалился от ужаса, когда Ермаков – так привиделось Михайле Алфёрову – поднял с земли за волосы человеческую голову, удержал в руке и произнёс злую короткую речь. Потом швырнул голову в костёр, приказал плеснуть на неё керосина и жидкости из кувшина. Голова вспыхнула оранжево-белым шаром и затрепетала десятками огненных лоскутов.
– Спаси и помилуй, Пресвятая Богородице! – ахнул Алфёров.
Он решил, что узнал, чья это была голова. Ещё полтора года назад портреты её хозяина были в каждом присутствии, в земствах, школах, больницах, а также по домам у многих крестьян – картинки, вырезанные из журналов «Нива» или «Огонёк».
Неведомая мощная сила подняла его из кустов и бросила в лес.
– Бежим, братцы, пока живы! – сдавленно крикнул он, давая ходу.
Панический страх всегда быстрее размышления, и мужики все, гурьбой, без мысли и соображения рванули за Алфёровым. И бежали, и продирались сквозь чащобу, пока подгибаться и заплетаться стали ноги и кончилось дыхание. На маленькой полянке все, мокрые, повалились на траву без сил.
Отдышались.
– Ты что, Миняй, спужался и нас всех тряхнул? Лешего, что ль, увидел? Или беса?
– Кабы беса… – непослушными губами выговорил Михаил Алфёров. – Радовался бы и не бёг…
– Тогда чего поднял всех, брательник? – спросил Павел Алфёров.
Теперь поразился Михаил.
– Да неужто, братцы, вы ничего не разглядели? – в ужасе воскликнул он.
– А что надо было разглядеть?
– А Петька Ермаков, патлатый, что такое в кострище кидал и керосином заливал?!
– Петька? Узел какой-то с тряпьём кинул, – уверенно сказал Николай Панин.
– Не, не узел, – возразил Михаил Бабинов. – Голову свиную. Или телячью. Ну и вонь!
– Свиную? Телячью? – вскинулся Михаил Алфёров. – А что они там, по-твоему, пожгли, и углём присыпали, керосин лили и гадость ядовитую?
– Кислота серная, – заявил Александр Логунов.
– А с чего