Они дали мне жизнь, направили её в то русло, по которому я иду все свои трудные годы.
Семья моей мамы жила в Нижегородской (Горьковской), отца – в Пензенской области России, то есть почти в тысячу километрах друг от друга. Но судьба их свела вместе. Мои старшие сёстры – Вера и Нина родились на Нижегородчине, я – в Казахстане.
Мама говорила на «óкающем», отец – на «áкающем» диалектах русского языка. Наверное, от этого, мы, их дети, немного говорим нараспев. Когда я первый раз беседую с каким-либо незнакомым мне человеком, многие собеседники отмечают эту деталь моего говора. Они даже считают меня, чаще всего, москвичом или выходцем из средней полосы России. Я говорю им, что я – коренной казахстанец.
Оба моих родителя – самые младшие, пятые выжившие дети в своих семьях. Деда и бабушку с материнской стороны я не знал, они умерли ещё до моего рождения. Дед Павел стал вдовцом, когда моей маме было всего три года. Он воспитал всех своих детей, вывел их в большую жизнь, оплакал одного из сыновей, погибшего на войне. Дедушка Павел скончался в 1960 году.
Моих будущих деда и бабушку по отцовской линии – Василия и Настю, родившихся ещё в середине 90-х годов ХIX века, поженили совсем юными, лет в пятнадцать. Деда призвали в армию.
Высокий и статный парень, хоть и крестьянских корней, обладал какой-то удивительной аристократичной харизмой. Поэтому он попал служить в Преображенский полк в столицу Российской империи Петербург.
Семейной реликвией у нас является его фотокарточка, датируемая 1909 годом, где он запечатлён вместе с неведомым нам своим сослуживцем в полном парадном обмундировании преображенца.
Этим фактом мы, его дети, внуки и правнуки, очень гордимся. Показываем это фото гостям.
Кстати, никогда не думал, что этот факт, почти 110 лет спустя, могут использовать против меня. Один коварный человек привёл его в своей кляузе обо мне, сопроводив свои измышления выводом, что дед мой служил в «царской охранке». Признаться честно, другие домыслы не так уж и сильно расстроили меня своей откровенной неправдой. Но вот задеть память деда, это уже был перебор.
Хотя я давно простил этого кляузника за всю его остальную ложь, чёрная зависть к моему предку, идущая от человека, называвшего себя даже моим другом, остаётся горьким осадком в душе. Но, как говорится, Бог простит!
Когда началась первая мировая война, преображенцы тоже ушли на фронт. Василий оказался в германском плену и вернулся домой, к своей, ждавшей его верной Анастасии, только в 1919 году.
Возможно, поэтому стихия русских революций и гражданской войны не коснулась прямо их молодой семьи. В период советского нэпа дед арендовал мельницу, молол и продавал муку. В семье родились дети, в том числе и мой отец. Рядом со старым домом был построен новый большой дом, став предметом зависти многих односельчан.
Поэтому в 1929 году, когда началось повальное раскулачивание, красное колесо сталинских репрессий очень